Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты действительно знаешь, где они прячутся. Они сами посылают тебе сигнал. Где-то в твоем мозгу вирус создал аппарат, который считывает их мысли.
Поразительные факты сыпались на меня, как из рога изобилия, я едва успевала их обрабатывать. Я прыгала глазами между двумя абсолютно разными энцефалограммами, но чем больше я на них смотрела, тем быстрее распознавала те самые импульсы, которыми мы общались с Лилит на незримом, неслышном, неосязаемом уровне!
– Но ведь я не такая, как они! Почему я слышу их, хотя я человек? Пока что. На восемьдесят четыре процента!
– Фактически мы все одни из них. Мы все заражены. А значит, мы все имеем этот аппарат, просто наша человеческая форма не позволяет нам им воспользоваться. Но чем ты ближе к их физиологической форме, тем больше не мутированных генов имеешь и тем отчетливее сигнал.
– Они знают, что посылают мне сигналы?
– Я думаю, они посылают их не лично тебе, а в какое-то общее поле, откуда все остальные зараженные могут их услышать.
– То есть, я как шпион во вражеском тылу?
– Именно.
Кейн откинулся на спинку мягкого компьютерного кресла на колесах. Я скрипнула жестким металлическим табуретом на трех ногах. Может, при обычных обстоятельствах я назвала бы его жлобом, да еще дискриминацию приписала бы за то, что я сижу на табурете из Икеи, а он в мягком комфортабельном кресле. Но что-то в его довольном виде меня останавливало. Его дерзкое ухмыляющееся лицо говорило об одном: он нашел разгадку, он докопался до дна кроличьей норы спустя сорок лет.
Кейн свернул программу мозговых ритмов и открыл другой файл.
– А это что? – спросила я.
– А это результаты моих опытов с Лилит этой ночью.
Я не стала указывать ему на то, что его фраза прозвучала как-то двояко, а лишь поджала губы. Теперь я понимаю, откуда эти синие мешки под глазами и красная сосудистая сетка на белках его глаз. Он сегодня вообще не спал, словно призраки прошедших сорока лет безрезультатности гнали его кнутами.
– Это – расшифровка последовательности ДНК Лилит? – предположила я, разглядывая множество разноцветных линий, получаемых методом секвенирования ДНК. Это я помню с курсов общей научной подготовки.
– Именно. Я извлек образцы серого вещества из ее мозга и изучил ДНК нейронов.
– Ты обвел эти одиннадцать участков, – я указала на гены, которые он выделил маркером. – Что это?
Кейн растянулся в улыбке еще шире.
– Это то, что принесло бы мне Нобелевскую премию, если бы Нобелевские комитеты не были съедены.
Теперь заулыбалась я.
– Ты нашел их! Гены, отвечающие за формирование сознания! – воскликнула я и даже в ладоши захлопала.
– Не совсем так. Сознание в генах не прописать, но физиологические механизмы, которыми оно пользуется, принадлежат пересечению биологии и химии. А значит их легко вычислить. Я только в начале пути, и еще многое, что предстоит понять в этих одиннадцати секциях, но мы уже видим зачатки третьего компонента. Это огромный шаг вперед, Тесс!
Мы еще несколько минут сидели в полном молчании, отключившись от посторонних звуков реальности, желая услышать слова Лилит, которые она обращала к нам через разноцветные пиксельные линии. Она была там! Она пыталась общаться с нами! И я пришла к вопросу, который логично исходил из этого поразительного открытия.
– Как думаешь, Лилит все еще там? – спросила я шепотом.
Кейн взглянул на меня с некоторой опаской, причину которой я понимала: мы оба боялись найти ответ в конце туннеля. Правда в том, что ни один из них не облегчит нам жизнь. Если вирус уничтожил сознание человека безвозвратно, то апокалипсис действительно свершился. Но если прежняя Лилит все еще существовала, просто находилась в глубоком сне, то на нас ложилась гигантская ответственность каким-то образом вернуть ее обратно. Таким же невероятным образом, каким вирус общался с самим собой в разных телах.
– Попробуем это выяснить? – Кейн тоже шептал.
Мы смотрели друг на друга, как заговорщики, идущие на казнь.
– Мы можем испробовать сыворотку на Лилит? – я начала путь к эшафоту.
– Лилит мы не вернем, ведь у нас неполноценная сыворотка.
– Я знаю.
– Я не могу предсказать результаты, кроме одного…
– Но вдруг мы увидим какой-то проблеск? – перебила я. —Давай посмотрим, как ее организм отреагирует на нынешний состав сыворотки, – я была настойчива.
Как и мое дергающееся в истерике колено.
Наверное я напоминала Кейну его самого сорок лет назад, когда они целым исследовательским центром проводили бесполезные процедуры и анализы, тыча в небо пальцем из-за иссякшего источника гипотез, желая увидеть хотя бы намек на то, что они движутся в правильном направлении.
Мы ничего не теряли, если сыворотка окажется бесполезной, то таковым было логичное предположение, но, если она вдруг продемонстрирует какой-нибудь кратковременный эффект в виде участившихся импульсов на энцефалограмме, это будет означать, что мы стали еще ближе к спасению человечества.
Кейн едва заметно улыбнулся и кивнул. Так мы снова оказались в одной лодке, уступая друг другу штурвал.
Мое первоначальное мнение о Кейне изменилось окончательно.
13 января 2072 года. 12:00
Кейн
Мое первоначальное мнение о Тесс изменилось окончательно. Она вдруг стала обладать поразительной проницательностью и смекалкой, близкой к исследовательской. Я знаю, что изначально она хотела стать ученым, но в какой-то момент почувствовала тягу к оружию. И все же прежний дух никуда не делся. Может, уснул на время, а теперь, окруженный подходящей атмосферой, начал раскрываться заново.
Как и от вируса, к сожалению. Несмотря на перерождение Тессы в интеллектуальном плане, она еще перерождается и в монстра. С каждым днем в ней будет оставаться все меньше человеческого, и прогнозируемые мною три недели до комы могут сократиться до двух, а то и до одной, ввиду индивидуальных особенностей организма. Я не стал говорить об этом Тесс, этот факт не облегчит ее самочувствие.
А потому я решился на проведение эксперимента с неполноценной сывороткой, просто чтобы успокоить любопытство ребят, гонящихся за удачей весь последний месяц. Тесса уже позвала всех ребят посмотреть на реакцию Лилит, они рассаживались перед боксом, как дети перед сценой, на которой сейчас из-за ширмы появятся герои кукольного театра. Зелибоба уже сидел перед боксом с большой миской сухариков и в три-дэ очках.
– Ты серьезно? – негодовала Перчинка на своего брата.
– А что? Сегодня день, когда мы возвращаем Лилит назад! – сказал он с набитым сухарями ртом.
– Это еще не возвращение, у нас неполноценная сыворотка, – сказал я.
– Зачем тебе вообще три-дэ очки? – Перчинка не могла угомониться.