когда-либо, и его уговорили остаться дома. Роберт со сцены высказывает сожаление по этому поводу, и концерт, как обычно, открывается фортепианным дуэтом мисс Ф. из магазина и мисс У. из кузницы.

«Дика Тёрпина» я просила поставить в начало, чтобы покончить с ним как можно скорее, и Жена Нашего Викария спрашивает, волнуюсь ли я. Отвечаю: «да», на что она сочувственно говорит, мол, аудитория у нас нетребовательная. Это действительно так, и «Дик Тёрпин» благополучно декламируется всего с одной подсказкой Роберта, увы, сделанной слишком громко и именно тогда, когда я изображаю эффектную паузу. Возвращаюсь на место, радуясь, что теперь можно просто получать удовольствие от концерта.

Мисс Пэнкертон выступает сразу после меня. Бледный юноша-аккомпаниатор дважды сбивается и не может найти нужное место в нотах, а потом и вовсе роняет их на пол, но поднимает и водружает на место. Мисс П. злобно глядит на него и, нисколько не сбавляя темпа, продолжает исполнять «Une Fête à Trianon»[396], предоставляя аккомпаниатору самостоятельно выбираться из затруднения. Это ему удается только на последнем аккорде, который он берет с торжествующим видом, и мы все горячо аплодируем.

Мисс П. кланяется и сразу же играет encore, а значит, теперь каждый должен будет исполнить что-нибудь на бис, иначе остальным будет обидно. Наконец мисс П. садится на место, и выходят школьники с Зарисовкой, в которой задействованы бумажные веера и хлопчатобумажные кимоно.

Дети выглядят мило и очень довольны собой, а мы довольны ими. Зарисовка имеет большой успех, но мисс П. с высокомерным видом принимается рассказывать, как однажды поставила Классический Спектакль с детской пантомимой в зале на две тысячи человек близ Бирмингема. Не выражаю ожидаемого восторга, лишь замечаю в ответ, что Джимми Х. с мельницы – такой голубчик, не правда ли?

Брови у мисс П. взлетают ввысь, и она говорит, что видела в Италии детей, будто сошедших с картин Мурильо[397], но тут на сцену взбирается Сын Нашего Мясника, очень забавный в клетчатой паре, в котелке и с тростью, и срывает бурные овации.

Вскоре Роберт объявляет Антракт. Мы все отворачиваемся от сцены, оглядываемся по сторонам, разговариваем с соседями сзади. Проходит слух, что На Входе Продано Билетов Почти на Три Фунта, и все соглашаются, что в такую-то жару это прекрасный результат.

Роберт снова выходит на сцену, и концерт возобновляется. Заключительную часть программы украшает своим талантом представитель соседнего села – высокий молодой человек, который, по слухам, приятельствует с кем-то с почты. В его исполнении звучит шуточная песня сомнительного содержания, которую публика встречает одобрительными возгласами. Мы с Женой Нашего Викария переглядываемся, она сокрушенно качает головой и шепчет, ничего, мол, не поделаешь, остается надеяться, что encore не будет еще хуже. Он таки хуже, но ненамного и тоже имеет огромный успех у зрителей.

Все заканчивается около одиннадцати. Кто-то запевает «Боже, храни Короля» в слишком высокой тональности. Мы послушно тянемся к нотам, в которые невозможно попасть, а мисс П. отважно пытается подпеть вторым голосом, но получается не очень, после чего все выходят на ночную улицу.

Роберт везет меня домой. Спрашиваю, не правда ли, что дети – такие милашки? И вообще, все было довольно весело? Роберт переключает передачу, не ответив ничего конкретного. Поворачиваем на нашу улицу, и у меня появляется привычное опасение, что в наше отсутствие дом сгорел дотла, а потом столь же привычное облегчение от того, что дети в школе. Но я тут же испытываю натуральный шок, поскольку во всех окнах горит яркий свет.

Роберт громко чертыхается и нажимает педаль газа. Мы мчимся к воротам и чуть не въезжаем в огромный синий автомобиль у крыльца.

Бросаюсь в прихожую. Навстречу из гостиной выбегает Памела Прингл в вечернем платье и серой шубе с огромным воротником и кидается мне на шею. Как будто глазами на затылке вижу, что Роберт, отпрянув с порога, уходит ставить машину в гараж.

Памела П. объясняет, что остановилась в известном отеле милях в сорока отсюда, а поскольку я живу совсем рядом, она просто не могла не заехать и не повидаться со мной, но не ожидала, что я отсутствую дома по вечерам. Я говорю, что никогда и не отсутствую, и настоятельно прошу ее пройти в гостиную. Там снова испытываю шок, потому что комната полна незнакомых мужчин. Памела никого мне не представляет, только говорит, что они все вместе приехали на автомобиле Джонни, а за рулем был Чернослив. В этой компании нет ни Уодделла, ни какого-либо другого знакомого мне человека, и кажется, что все присутствующие младше тридцати, кроме очень высокого лысого господина по имени, кажется, Альфонс Доде[398] и пожилого джентльмена с усами, который похож на отставного военного, служившего в Индии.

Бормочу, что надо предложить гостям выпить, и смотрю на колокольчик, прекрасно сознавая, что горничные давно легли спать. К моему огромному облегчению, появляется Роберт, где-то чудесным образом раздобывший нужное количество виски с содовой для джентльменов и херес и печенье для нас с Памелой. Вскоре возникает ощущение, что все мы давно и хорошо знакомы, а Чернослив садится к фортепиано и играет популярные вальсы эдвардианской эпохи. (В перерывах Памела спрашивает, как называется тот или иной вальс, хотя должна их помнить нисколько не хуже меня.)

Ближе к часу ночи Памела, которая проявляет все больше любви ко всем присутствующим, неожиданно интересуется, где спят милые детки, поскольку ей бы хотелось на них взглянуть. Тянет ответить, что, если бы они были дома, никак не смогли бы уснуть посреди этого музыкально-разговорного разгула Памелы и ее друзей, но просто говорю, что оба в школе. Памела взвизгивает, мол, что, и крохотулечка Вики тоже? Неужели я совсем бессердечна? Отвечаю, что да, так как это скорейший способ прекратить тщетную дискуссию. Мой ответ безропотно принимается, и дальше мы обсуждаем Отёй[399], Хелен де Лиман де ла Пелуз (о которой я не говорю и сотой доли того, что могла бы) и неминуемое возвращение Памелы в загородный дом, где ее ждут Уодделл и трое детей.

Эта перспектива явно повергает ее в уныние, она отводит меня в сторонку и сообщает, что Уодделл не совсем в курсе ее местонахождения и предполагает, что она сейчас плывет из Ирландии, и лучше бы мне это запомнить на случай, если Уодделл обмолвится об этом в нашу следующую встречу.

Уже кажется, что этот séance[400] будет продолжаться всю оставшуюся ночь, но тут Альфонс Доде неожиданно поднимается с места, говорит Роберту, что не может засиживаться допоздна, и выходит из комнаты. Мы все следуем за ним. Памела объявляет, что автомобиль поведет она, и все хором восклицают: «Нет-нет!»