– Болото тоже сойдет, – сказал он. – Вполне сойдет.

Киннелл поднял картину высоко над головой, как спортсменподнимает какой-нибудь кубок или другой победный трофей, позируя передфотографами, и отшвырнул ее от себя. Она полетела над склоном, пару разперевернулась – рамка сверкнула, отразив тусклый свет заходящего солнца, – иударилась о ствол дерева. Стекло разлетелось. Картина упала на землю и медленносъехала вниз по сухому слону, устланному ковром из сосновых иголок, прямо взаросли камыша на болоте. Наружу остался торчать только один уголок рамки. Ноесли к нему не приглядываться, то его почти и не было видно. Остались толькоосколки стекла на склоне, совершенно не бросающиеся в глаза на фоне другогомусора.

Киннелл развернулся и пошел обратно к машине. Теперь емустало легче. Он знал, как справляться с такими делами, и уже настраивал себя нато, что просто забудет про этот случай, «задвинет» подальше в темный чулансознания и сделает вид, что ничего вообще не было… Ему вдруг пришло в голову,что именно так, вероятно, и поступает подавляющее большинство людей, которымпришлось столкнуться с чем-то подобным. Обманщики с непомерно богатымвоображением и психопаты, которым мерещатся всякие страсти, записывают своиизмышления, рассылают по журналам типа «Гостей с того света» и утверждают, чтовсе это чистая правда. Но те, кто действительно соприкоснулся с потусторонним,молчат себе в тряпочку и убеждают себя, что ничего не было. Потому что если втвоей жизни появляются такие трещины, когда реальность разъезжается по швам,надо что-то делать. Если вовремя это не остановить, трещины превратятся впровалы, куда в конце концов все и рухнет.

Обернувшись, Киннелл заметил ту самую красавицу соспаниелем. Она настороженно наблюдала за ним с безопасного – как она, должнобыть, надеялась – расстояния. Девушка заметила, что он на нее смотрит, поспешноотвела глаза и направилась к ресторанчику на заправке. Ей снова пришлось тащитьза собой упирающегося спаниеля. Шла она напряженно, изо всех сил стараясь невилять бедрами.

Ты, наверное, думаешь, что я псих. Да, красотка? – подумалКиннелл. Он только сейчас заметил, что оставил багажник открытым. И теперь онзиял, как беззубая пасть. Киннелл раздраженно захлопнул багажник. – И не тыодна, я так полагаю. Ты и еще половина из тех, кто читает романы ужасов. Но яне псих. Я совершенно нормальный. Просто я совершил ошибку. Остановился надворовой распродаже, которую должен был проезжать не глядя. Любой мог бы такошибиться. Ты, например, могла бы. А эта картина…

– Какая картина? – сказал Киннелл вслух, обращаясь кзакатному небу. Он даже выдавил из себя улыбку. – Лично я никакой картины вглаза не видел.

Он уселся за руль своей «ауди», завел двигатель и взглянулна индикатор топлива. Бензина осталось меньше полбака. До дома точно не хватит,придется еще заправляться. Но Киннелл решил, что заправится где-нибудь в другомместе. Сейчас ему хотелось лишь одного: отъехать как можно дальше – как можнодальше – от этого места, где он оставил картину.

***

Сразу на выезде из Дерри улица Канзас-стрит переходит вшоссе Канзас-роуд. За пределами городских предместий (одно слово, предместья, атак – настоящая сельская местность без намеков на город) шоссе превращается вобыкновенный проселок, Канзас-лейн. Немного подальше, там, где Канзас-лейнпроходит между двумя межевыми столбами, гудронированное покрытие сменяетсягравием. То есть одна из самых загруженных и оживленных улиц Дерри уже черезвосемь миль к западу превращается в узкую проселочную дорогу, проложенную попологому склону холма. Лунными летними ночами она вся сверкает, напоминаяпризрачные пейзажи из поэзии Алфреда Нойеса. На вершине холма стоит нескладный,но все равно симпатичный дощатый сарай с зеркальными окнами – с виду вродеконюшня, но на самом деле гараж с тарелкой спутникового телевидения на крыше,направленной прямо к звездам. Один остроумный корреспондент из «Дерри ньюс»назвал это строение «домом, который построил Гор».., кстати, совсем не имея ввиду вице-президента США. Ричард Киннелл называл его просто домом. И в тотвечер он подъехал к дому с чувством несказанного облегчения. Он устал ужасно.Ощущение было такое, что с тех пор, как сегодня в девять утра он проснулся вотеле «Бостон-Харбор», прошел не день, а неделя по меньшей мере.

Никаких больше дворовых распродаж, – сказал себе Киннелл,глядя на луну. – Отныне и впредь.

– Аминь, – заключил он, закрыл машину и направился к дому.Наверное, стоило бы загнать машину в гараж, но Киннелл решил, что черт с ней.Сейчас ему хотелось лишь одного: выпить чего-нибудь крепкого, быстренькоперекусить – разогреть какую-нибудь ерунду в микроволновой печи – и завалитьсяспать. Причем спать желательно без сновидений. Чтобы поскорее закончился этотдень.

Он вставил ключ в замок, открыл дверь и отключилсигнализацию, набрав комбинацию цифр на панели у двери: 3817. Потом включилсвет в прихожей, перешагнул через порог, закрыл за собой дверь, обернулся,мельком глянул на стену, где в рамочках под стеклом висели обложки всех егокниг и.., закричал. То есть мысленно закричал. В уме. С губ не сорвалось низвука – только испуганный вздох. Потом раздался глухой удар и тихийметаллический лязг. Это ключи выпали из его ослабевшей внезапно руки ишлепнулись на ковер.

«Дорожный Ужас прет на север», который сейчас долженваляться в камышах на болоте за автозаправочной станцией «Грей», висел на стенев прихожей.

В доме Киннелла.

Картина вновь переменилась. Парень уже никуда не ехал. Егомашина стояла припаркованной на подъездной дорожке к коттеджу, где проходиладворовая распродажа. Вещи, предназначенные на продажу, по-прежнему былирасставлены на лужайке: мебель, посуда, всякие керамические безделушки(собачки, курящие трубку, голозадые пупсики и рыбы с моргающими глазами).Только теперь двор был залит светом луны – все той же похожей на череп луны,что висела в небе над домом Киннелла. Как и днем, телевизор стоял на улице. Ион был включен. Бледный свет от экрана падал на траву, на опрокинутоепластиковое кресло и на то, что лежало рядом. Это была Джуди Даймент. Вернее,ее бездыханное тело. И даже не тело, а только часть. Голову Киннелл увидел несразу. Она стояла на гладильной доске, и мертвые глаза блестели при свете луны,точно две тусклые монеты в полдоллара.

Задние фары «гранд-ама» представляли собой красно-розовоепятно размытой акварели. В первый раз Киннелл увидел машину с картины сзади.Там, на багажнике, была надпись, выполненная в старинном готическом стиле. Дваслова: «ДОРОЖНЫЙ УЖАС».

Все правильно, – тупо подумал Киннелл. – Все логично. Это неон, а его машина. Хотя, наверное, разница не велика.

– Так не бывает, – прошептал он себе под нос.

Но ведь было же. Было. Может быть, ничего подобного неслучилось бы с кем-то другим, кто не настолько открыт для таких вещей. Но сКиннеллом это случилось. Ошарашенно глядя на картину, Киннелл вдруг вспомнилтабличку на столике у Джуди Даймент. Там было написано: ОПЛАТА ТОЛЬКО НАЛИЧНЫМИ(хотя у него Джуди все-таки взяла чек, пусть даже на всякий случай, и записаланомер его водительского удостоверения). Но там было написано и кое-что еще: