Рубежный для истории национального воздухоплавания дальний перелет, связавший воздушным мостом два ипподрома, состоялся 13 мая 1911 года. Формальной целью приключения было участие в свадьбе, на которую 28-летнего авиатора пригласили шафером. Кашпар намеревался удивить друзей, и это ему удалось, поздравление с успешным приземлением прислал из Парижа сам Луи Блерио. Дистанцию в 121 километр от Пардубице до Велка-Хухле (тогда Гросскюхель) Кашпар преодолел за 92 минуты, поднявшись на высоту до 400 метров. Его раритетному аэроплану (таких выпустили всего около сотни) суждено парить вечно, он подвешен к потолку Национального технического музея, и мы любовались этой древней этажеркой с галереи, почти с расстояния вытянутой руки. Экскурсовод не забывает уточнить: владелец из патриотических соображений подарил свой верный Blériot XI отечеству.

Кашпар осуществлял и коммерческие полеты, в том смысле, что зрители платили за удовольствие присутствовать при посадке его чудо-машины. Однако выгодным бизнесом это не стало: инженер-одиночка разорился, жизненные передряги вызвали душевную немощь, и в 1927 году не нашедший иного выхода из экзистенциального кризиса отважный пилот покончил с собой. Похоронили его в родном городе, теперь в пешеходной зоне имеется и традиционный для таких героических фигур памятник: авиатор в ушастом шлеме и летных перчатках с крагами поддерживает пропеллер. Одного взгляда на бронзового Кашпара довольно, чтобы понять: и этот усатый человек с целеустремленным взглядом был неистово одержим делом, которому без остатка посвятил всего себя.

Первая половина минувшего столетия вообще представляется периодом, когда кони и самолеты летели вперед и ввысь с особой стремительностью. В Чехословакии это время совпало с формированием новой политической нации, с обретением государственной самостоятельности, с обостренным ощущением славянской идеи, с новым чувством родины. Прекрасными иллюстрациями таких настроений служит монументальная художественная серия «Славянская эпопея» кисти знаменитого живописца Альфонса Мухи. В 1910–1928 годах он создал 20 огромных полотен, каждое из которых посвящено одному из ключевых, по выбору автора, событий в истории славянских народов (с особым акцентом на чешское, особенно гуситское, прошлое), будь то проповедь Яна Гуса в Вифлеемской часовне, Грюнвальдская битва, отмена крепостного права в России или молебен на святой горе Афон на севере нынешней Греции.

Заказчиком мухиного цикла выступил американский дипломат и предприниматель Чарльз Крейн, владелец обширной коллекции русского искусства. Муха был, по всей видимости, очарован и им, и его супругой Жозефиной, которую в 1908 году изобразил в образе языческой богини Славии. К концу жизни Крейн, спасший от уничтожения большевиками колокола звонницы московского Данилова монастыря (выкупленные колокола он подарил Гарвардскому университету), стал сторонником нацизма, считая Германию «самым здоровым государством Европы». Главного гитлеровского он не успел увидеть, поскольку скончался незадолго до начала Второй мировой. Как и Альфонс Муха, смерть которого от воспаления легких была наверняка ускорена допросами в пражском гестапо. Последним из известных нам замыслов маститого художника был триптих «Век разума», «Век мудрости», «Век любви».

Финальное полотно философского высокохудожественного сериала Мухи, «Апофеоз истории славянства», воспевает рождение белокурого сверхчеловека, после тысячи лет метаний наконец-то выступившего из глубин прошлого на порог будущего, над головой у него в белом венчике из роз Иисус Христос, позади далекая радуга, отблески солнечных лучей и липовая крона. Теперь идея выглядит сомнительной, но почти столетие назад эта символика страдания, жертвы, борьбы, единства, свободы читалась, очевидно, как надежда на построение счастливого завтра в новой республике чехословаков. Если в первый период работы над полотнами «Славянской эпопеи» такие идеи вызывали общественный восторг, то затем отношение к неминуемому торжеству панславянской идеи стало куда прохладнее.

Муха, как и предполагало его соглашение с меценатом Крейном, частями преподносил свой 20-частный художественный цикл в дар Праге, с тем финальным условием, что для демонстрации «Славянской эпопеи» будет возведен специальный павильон, который до сих пор, между прочим, так и не построили. Вероятно, и подходящий момент был упущен: в конце 1920-х годов чехословацкие власти больше, чем мистической живописью на туманные исторические темы, интересовались выведением в общественной пробирке человека завтрашнего дня. В дар этому несуществующему персонажу преподнесли не павильон для гигантских картин Альфонса Мухи, а поражающий размерами и бессмысленностью пражский Страговский стадион на холме над левым берегом Влтавы. Обширный спортгородок, под стать московским Лужникам, расположен по соседству с общежитиями технического университета и включает в себя разнообразные площадки для любителей физических упражнений всех мастей. Это мир силы и оптимизма, время здесь отчетливо тикает на заводе сильной пружины молодости.

Юной республике, да, требовалось сооружение для спортивных парадов и фестивалей физкультурников, достойное задачи построения постимперского общества. Идея родилась еще в 1862 году, тогда в Праге свили первое «гнездо» участники молодежного общества «Чешский сокол». Спортивные тренировки в соединении с романтическим национализмом, как полагал один из авторов начинания, педагог и философ Мирослав Тырш, способствовали воспитанию подрастающих поколений в общеславянском духе. В мире, в котором только что появился футбол и набирал популярность стипль-чез, но в котором еще не существовало «Формулы-1» и спортивного покера, пан Тырш, выбирая из известных ему дисциплин, отдал приоритет маршировке, фехтованию и поднятию тяжестей, а потом разработал целый гимнастический комплекс, сочетавший упражнения по физическому и духовному развитию. Придумали сокольскую форму, скрестившую славянские и революционные элементы: русинские штаны, гарибальдийская рубашка, польская куртка, черногорская шапка. В австро-венгерских условиях слеты участников движения приобрели политическое значение, проявился военизированный элемент, тренеры-пропагандисты отправлялись в другие славянские земли, движение стало международным, прямо-таки панславянским. «Сокол» распростер крылья на просторах от современной Украины до теперешней Словении.

Плотина Les Kralovstvi на реке Эльба близ города Двур-Кралове-над-Лабоу (1920)

Межвоенный период стал временем самого высокого полета, в сокольском движении официально участвовали 630 тысяч человек, примерно 5 процентов населения Чехословакии. Сокольские и «орлиные» (для католической молодежи) клубы и залы открывались в каждом районе каждого города. Многие «соколовни» и «орловни» работают и поныне. Скажем, клуб Sokol Žižkov с сауной и курсами йоги, например, в пяти минутах джоггинга от нашего дома, спорткомплекс Sokol Královske Vinohrady в парке Ригеровы-Сады, с бассейном и скульптурой мушкетера Тырша в парадной форме, как из школьного учебника, чуть подальше, тут принимают и баскетболистов, и флорболистов, и современных бальных танцоров.