Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнула и глубоко вздохнула. Мои звери все еще клубились вокруг моего гнева, жаждая его усиления, чтобы они могли выйти поиграть. Самый новый из них, крыса со сверкающими во тьме черными глазами, недостаточно хорошо ладила с остальными. Крысы всеядны, они могут сожрать даже человека, но они и добыча тоже. Моим зверям не нравилось, что внутри меня вместе с ними находится пища, тем более такая, которую они не могут разорвать и съесть.
Мы хотели дать мне зверя, который сможет прийти и помочь мне в своей натуральной форме, если я потеряю всю охрану, но никто не поинтересовался, как мои внутренние леопард, волчица, львица, гиена и тигры всех цветов радуги отнесутся к добавлению нового зверя. Мне никогда не приходило в голову погрузиться в медитацию, как меня учила моя духовная наставница Марианна, и узнать мнение всех остальных мохнатых. Впервые я добавила зверя намеренно, и могла бы сначала спросить. Никогда не приходило в голову спрашивать до этого момента, когда они использовали мою слабость, чтобы стать достаточно громкими, чтобы их потребности были услышаны. Блядь.
— Что случилось, Анита? — спросил Натэниэл — снова своим голосом. Он вновь был частью моего средоточия спокойствия.
Я покачала головой.
— По одной проблеме за раз. Что ты имел в виду, когда говорил, что Дамиан и вообще все это — твоя вина? — спросила я.
— Я был зол, но часть меня знала, что Бобби Ли лучше меня в бою, так что был зол и напуган.
— Я это почувствовал, — подтвердил Дамиан. — И я знал, что должен защитить тебя, — он будто прокручивал в голове воспоминание, а не думал о том, что произошло.
— А гнев мог быть и моим, — они посмотрели на меня. — Эти эмоции сняли что-то в моем самоконтроле и дали моим зверям говорить со мной.
Все присутствующие оборотни в унисон уточнили:
— Говорить с тобой?
— Я перевожу это в слова, но я не уверена… Короче, они расстроены новым прибавлением.
— В каком смысле — новым прибавлением? — не понял Дамиан.
— Ты имеешь в виду крысу? — догадался Бобби Ли.
— Да, они, судя по всему, расценивают ее как добычу, и это еще одна вещь, которую они не могут сделать. Они не могут выйти из моего тела и быть собой, а теперь они еще и заключены в моем теле с добычей, которую они не могут сожрать.
— Не понимаю, — сказал Дамиан.
— Это очень огорчительно, — заметил Бобби Ли.
— Они жаловались на крысу прежде? — спросил Натэниэл.
— Мой контроль сейчас великолепен, — ответила я.
Натэниэл посмотрел на меня:
— Анита?
Домино подошел и встал напротив меня:
— Ты не поговорила с ними сначала? Ты их игнорировала.
Я открыла рот, захлопнула его и пожала плечами.
— Марианна учила тебя медитировать и общаться со своими зверями, — сказал Натэниэл. — Я думал, ты регулярно это делаешь. Я думал, это часть твоего нового сверхконтроля над ними.
— А если я скажу, мне жаль, это поможет?
— То есть это гнев твоих внутренних зверей распространился на Натэниэла и Дамиана? — спросил Бобби Ли.
— Вероятно.
Натэниэл шагнул от меня, потом назад:
— Анита, ты не можешь притворяться, что внутри тебя нет зверей.
— Я не притворяюсь…
— Контролировать зверей не значит игнорировать их. Это значит, что ты миришься с ними или что-то в этом роде. Это сотрудничество, а не диктатура.
Я вновь пожала плечами:
— Я большую часть времени достаточно сильна, чтобы быть диктатором.
— Анита, потеря контроля раз в месяц — это не проклятие. Это освобождение, — сказал он.
— Я не люблю терять контроль, — покачала я головой.
— Что ж, это мягко сказано, — сказал Бобби Ли.
Я нахмурилась.
— Не злись на меня, когда ты только что облажалась со своим собственным зверинцем.
— Они не жаловались, когда я подхватила гиену.
— Это хищник и вообще случайность. А Рафаэлю ты позволила подрать тебя в форме крысолюда, надеясь подхватить то, что мы в результате имеем.
— Не думала, что они заметят разницу.
— Ты хочешь сказать, твои звери не видят, что это другое?
— Ага.
— Почему они не увидели бы различия между случайностью и преднамеренным действием? — спросил Бобби Ли.
Я не хотела говорить этого вслух, потому что даже мысленно оно звучало пренебрежительно и глупо. Но иногда достаточно громкие мысли могут услышать люди, связанные с тобой метафизически. Я думала, что это тоже контролирую, но ошиблась, снова.
Натэниэл уставился на меня:
— Ты не думала, что они понимают разницу. Анита, даже настоящий леопард знает, что такое случайность, — его лицо показало, насколько он во мне разочарован.
— Это почти видовой расизм, — уточнил Домино.
— Нет, это человекоцентризм, — поправил Бобби Ли. — Она все еще думает о себе в первую очередь как о человеке.
— Нет, — сказал Дамиан. — Я могу чувствовать… Она думает о себе как о человеке, точка.
— Только то, что ты не перекидываешься в животную форму, не делает тебя человеком, — сказал Натэниэл.
— Я думаю, делает.
— Так факт, что я перекидываюсь в леопарда, означает, что я меньше чем человек? — снова появился гнев, он говорил с моими зверями, а может, с той частью меня, которую я не могла принять.
— Нет, конечно же, нет, — ответила я.
— Но человеком быть лучше, — не унимался он.
— Я этого не говорила. Я бы никогда такого не сказала.
— Ты все еще чувствуешь облегчение, что не перекидываешься, — сказал он, и лавандовые глаза смотрели на меня так, будто видел все мои мысли и чувства, потому что он был прав. Я чувствовала облегчение от того, что не могу изменить форму. Я думала, что это лучше. Делало ли это меня эквивалентом расиста по отношению к видам? Человекоцентристом? Может быть.
— Ого, ладно, — сказал Домино. — Мы получили достаточно много правды за раз.
— Ты тоже можешь чувствовать то, что чувствует она? — спросил Натэниэл.
— Я больше слышу ее мысли, чем чувства.
Натэниэл повернулся к Дамиану:
— А ты — мысли или чувства?
— Ее мысли, твои эмоции, я думаю. Это новый уровень контакта, так что я не уверен, в каком направлении он работает.
— Как единственный в этом помещении, кто не связан с тобой так тесно, я вот что скажу: тебе придется считать зверей реальной частью себя, Анита. Ты одна из наиболее сильных метафизиков, каких я когда-либо встречал, но, в конце концов, тебе нужно будет стать единым целым, а это значит, что ты должна принять всю себя включая те части, которые раз в месяц хотят стать мохнатыми, — решительно произнес Домино.
— Даже если они не