Цзян Синь никому не говорила, что её гнетёт, и Яо Вай, хоть и почувствовал неладное, не спешил вызвать её на откровенность. Он надеялся, что придёт момент и она сама захочет рассказать всё. Если вдуматься, то у неё нет и не может быть причин замыкаться в себе и тихо страдать. У неё нет и не может быть горестей и проблем, кроме тех, что являются общих для всех. Может быть, она так глубоко сопереживает сопереживает Чань Хэ? Но сейчас она дала волю чувствам – да так, что не смогла сдержать себя, так, что тряхнуло землю. Конечно, едва ли кто-то из местных придал этому значение, поскольку жителям города Тянь, что в устье великой реки Ляньхэ, не привыкать к землетрясениям. Но всё же несколько посетителей ресторанчика, где они сейчас сидели, поднялись и вышли на открытую веранду, откуда открывался вид на бескрайний Восточный океан. Пожалуй, пришло время для серьёзного и откровенно разговора. Между ними не должно быть тайн, которые могут привести к недоверию и раздорам.

– Что с тобой, Цзян? – Он положил ладонь на её запястье, и почувствовал, что она едва сдержалась, чтобы не отдёрнуть руку. – Прости, но мы должны знать, что тебя так тревожит.

– Я… – На её глазах выступили слёзы. – Я не могу больше. Сила, которую мы обрели, стала для меня проклятьем. Разве на твоей душе не лежат тяжким грузом руины Дуньхуана, тысячи и тысячи прерванных жизней. Если бы не мы, они были бы живы.

– Мы уже говорили об этом… – Почему-то Яо Вай был уверен, что она говорит ему не всю правду. – Не наша вина, что Мо Джучи проявил неслыханную жестокость.

Услышав это имя, встрепенулась Чань Хэ и уже в который раз задала один и тот же вопрос:

– Когда мы, наконец, отомстим?

– Когда ты перестанешь видеть в мести нашу единственную цель, – повторил свой обычный ответ Яо Вай. – Не мести мы должны жаждать, но справедливости, не хаоса, но гармонии, не смерти, но жизни. Так говорил учитель Чао Ши.

– Я боюсь. – Цзянь смахнул с лица слезу.

– Расскажи всё, и любой из нас сделает всё, чтобы рассеять твои сомнения и страхи, – пообещал Яо Вай. – Чего ты боишься?

– Себя…

Яо не стал торопить её. Слово, не успевшее созреть, обычно оборачивается ложью, а значит, не стоит тянуть признание клещами из того, кто тебе дорог, кому надлежит доверять. Стихла беззлобная перебранка между Ван Буном и Лао Дуном, которые негромко спорили о том, под каким соусом лучше подавать утку по-нанкински. Чжоу Хун и Лянь Джебе перестали ворковать, сидя за своим углом стола, но не расцепили сплетённых пальцев, положив руки на столешницу. После схватки в Дуньхуане их отношения перешагнули за порог дружбы и уважения, и это было во благо: если крылья Дракона скреплены любовью, то его мощь и добродетельность от этого лишь нарастают…

Яо жестом отогнал официанта, уже нацелившегося принять заказ, и тот с поклоном удалился.

– Я боюсь того, что внутри меня, – продолжила Цзян после недолгой паузы. – Во мне звучит какой-то властный и вкрадчивый голос, который не может принадлежать мне. Я не могу представить, чтобы в моей голове и в моём сердце родились те гнусности, на которые он меня толкает, которыми он оскверняет мои разум и душу. Но иногда мне кажется, что у меня нет сил сопротивляться. Когда мы обратили в бегство Мо Джучи, этот голос требовал, чтобы я убила вас всех, и обещал, что тогда силы Дракона будут принадлежать мне одной. Но страшнее всего… Страшнее всего была доля мгновения, когда мне показалось, что я готова согласиться. Наверное, вам стоит от меня избавиться. Я боюсь стать причиной боли и несчастий. Я боюсь навредить вам. Я боюсь… Я отдам вам свою долю металла богов. Я уйду – так будет лучше.

Она попыталась подняться, но Яо Вай и Чань Хэ схватили её за руки.

– Без тебя нам не одолеть Мо Джучи и его головорезов, – заявила Чань Хэ. – И ещё. Я не хочу больше никого терять. Каждый из вас – всё, что у меня осталось в жизни.

– Давай сначала попробуем понять, что происходит, – предложил Яо. – Сейчас закажем большой чайник ба-боа-ча и не уйдём отсюда, пока поймём, в чём истинная причина твоего страха.

– Может, лучше найти безлюдное место? – предложил Лао Дун.

– Тянь – большой город. Здесь нет безлюдных мест, – возразил Ван Бун.

– А может, тряхнуть всё как следует, все и разбегутся, – не унимался Лао Дун. – Дело-то у нас серьёзное.

– Зачем трясти? – не уступал Ван Бун. – Можно и проще всё устроить. – Он щёлкнул пальцами, и рядом мгновенно возник официант. Ван достал из нагрудного кармана френча пачку купюр по тысяче лянов, отделил ровно половину, сунул деньги в карман передника работника общепита и распорядился: – Самый большой чайник ба-боа-ча. И постарайся сделать так, чтобы все, кроме нас, отсюда ушли.

Официант сунул руку в карман, прикинул толщину пачки, подобострастно улыбнулся и, прежде чем удалиться, кивнул. Что он говорил, обходя немногочисленных посетителей, слышно не было, но те спешно покидали заведение, прерывая даже едва начатую трапезу, и вскоре посторонних в зале не осталось, а на входной двери появилась табличка с иероглифом 禁, запрещающим вход без объяснения причин. А буквально через пару минут центр стола занял полуведёрный чайник из двухслойного фарфора с изображением летящего дракона.

– Цзян, ты, я надеюсь, полностью доверяешь нам? – обратился Яо к юной девушке, стараясь, чтобы в голосе звучало как можно больше теплоты и уверенности. Это было непросто, поскольку ему ещё ни разу не приходилось делать то, что он собирался совершить сейчас.

– Я? Да. А что вы собираетесь делать? – спросила она с надеждой в голосе.

– Не знаю, – честно ответил Яо. – Но если происходит то, что я думаю, это единственный шанс.

– А если не получится?

– Мы позволим тебе умереть.

– Что?! – хором спросили Ван и Лао.

– Мы не можем… позволить, – с трудом выдавила из себя Лянь Джебе. – Я не могу…

– Да, это было бы неправильно, – высказал своё мнение Чжоу Хун.

Лишь Чань Хэ молчала, глядя в никуда непроницаемым взглядом.

– Я должен кое-что объяснить, – прервал дискуссию Яо. – Учитель Чао меня предупреждал, что силу Дракона могут попытаться использовать сущности Тёмного Мира. Они сначала что-то нашёптывают, что-то внушают, а потом, если увидят податливость и безволие, начинают повелевать. Это самое страшное, что может с нами произойти. Это страшнее смерти.

– Смерти? А разве нас можно убить? – удивился Лао Дун. – Меня в Дуньхуане так об стенку шваркнуло! Будь я нормальным – в лепёшку бы…

– Тихо, – остановил его Яо, достал из кармана слиток «металла богов» размером с горошину, положил его на ладонь и протянул руку Цзян. – Сейчас мы вместе встретимся с тем, кто стремится овладеть твоей душой.

Она с затаённым страхом посмотрела ему в глаза и осторожно накрыла его ладонь своей, и, едва их пальцы сцепились, свет на мгновение померк, а потом вспыхнул вновь, открыв вид на нескончаемый холмистый простор, поросший высокой сочной травой, в которой то и дело мелькали разноцветные огоньки хризантем. В лицо ударил пряный аромат весны и свежий бодрящий ветер. Они летели над всем этим великолепием, взявшись за руки, в сторону самого высокого холма, над которым возвышалась стройная белая пагода, и, казалось, ничто в этом прекрасном мире не могло предвещать беды, не могло нести угрозы. Цзян то и дело поглядывала на своего спутника, и вскоре тревога на её лице сменилась улыбкой. Её мир был свободен, он снова принадлежал ей, и здесь не было места мрачным мыслям, боли и страху. И главное – она была здесь не одна, рядом с ней летел тот человек, в которого она верит, на которого можно положиться, с которым просто хорошо…