– Тоже – что? Ты и его собирался убить?

Кони хрипели, но шли голова к голове, ровно и стремительно. Плясунья теперь уверенно держалась в седле, безропотно принимая помощь Энрике. Старая цыганка угнездилась на коне полубоком, она то и дело поглядывала на дочь и нашептывала неразборчивое, наверняка убого-деревенское – наговоры здоровья. Служитель понимал это, морщился и молчал, торопил коня…

– Убивать нэрриха, не достигших пятого круга – это глупость и для людей, и для нас, продолжил свою мысль Ноттэ. – То есть для них безусловно, а для нас с оговоркой: если не учитывать умения изымать раха, но эту способность из нынешних освоили лишь Борхэ и Эо, как я надеюсь. Обещай, что найдешь наставника, едва мы закончим дела в долине.

– Ты сам не готов учить?

– Не жадничай, я научил тебя задавать вопросы, – усмехнулся Ноттэ.

Снова щелкнул кнут, торопя коней и заодно – обрывая разговор.

Безветрие давило и угнетало, уподобляло нэрриха – слепцу. Не дышала свежесть, не тянулся туман от низин, не вился по земле – все замерло, нет отклика и нет ответа… Но есть беспокойство – беспричинное, упорное.

Ноттэ резко остановил коня и обернулся к родному ветру, прикрывая глаза и подставляя лицо. Нот – по вере древних людей это ветер бурь и внезапных ливней – редко навещал долину, укрытую в природной крепости горных стен. Пришлось просить в полную силу, досадуя на неопытность и потерю времени, а заодно ругая себя за излишнюю подозрительность. Старший снисходительно вздохнул, прошелестел в виноградных лозах, гладя листья и сдувая невесомую пыль, беспокоя редкий, неразличимый глазом, туман над дальним ручьем.

Седьмой круг – иное, пока что малознакомое состояние души, а еще это – обостренная чуткость к недоступному для людей. Отупляющая слепота распалась, ветер скользнул по крышам Тольэса, потерся игривой кошкой о камни стен и башен, поднял в полет несколько высохших до срока листьев. Один – самый легкий и юркий – мотыльком взвился, затрепетал в восходящем потоке… и жалобно хрустнул, рассыпаясь в труху под кованными копытами. Ветер впитал колебания воздуха, настороженно отпрянул от потока пыли, укутавшей массу конских и человечьих тел – там, на дороге, вне крепостных стен. Пока – далеко.

Ноттэ вздрогнул, выслал коня вперед и без жалости хлестнул кнутом. Прильнул к взмыленной шее, торопясь по-настоящему, без оглядки на сомнения, сделавшиеся, увы, уверенностью…

– Кто из вас выслужился перед багряными и во что оценил свою полезность? – громко спросил Ноттэ, догнав отряд.

– Не я, – сразу обиделся цыган, на всякий случай вжимая голову в плечи и отводя коня чуть в сторону. – Почему все сразу посмотрели на меня? Мне орден денег не даст, разве что расщедрится на покупку дров и выделит самое теплое местечко в подвалах, прямо над жаровней. Сами должны понимать!

– Я сидела возле дочери, мне нет дела до слуг Башни, – прошептала старуха.

– Хулио, – утвердительно молвил Ноттэ, смотал кнут, сунул в крепление. Опустил руку к бедру и погладил рукоять кинжала. – Все же серость бытия сломала тебе хребет… Когда ты успел?

– Наверное, виновен я, – запинаясь, выговорил Хосе, жалостливо оглаживая взмыленную конскую шею. – Я предупредил кухарку, чтобы не готовила завтрак. Нельзя было? Ох…

– Или я, – рассмеялся каким-то пьяным болезненным смехом служитель, не пытаясь отрицать вину, – ты прав, пока все искали оружие, я черкнул несколько слов для гранда. Всего лишь просил не беспокоиться и ждать нас к закату, к тому же я использовал шифр, никто не мог разобрать, только сам Факундо или его доверенный ученик.

– Плох ученик, не мечтающий стать грандом, – усмехнулся Ноттэ, снова размотал кнут и хлестнул отстающего коня старой цыганки. – До озера пять лиг. Они уже покинули город, нам не успеть… На острове мне потребуется время, много времени! Я не смогу защитить никого, пока буду занят. Черт… Пытаться спасать людей глупо, вы не умеете даже принимать помощь! Вы – все вместе, как город, как страна, как вообще – люди. Ну зачем я ввязался в дело и втравил всех вас, сознавая безнадежность затеи!

Конь под старухой споткнулся и сразу оказался позади, безнадежно отстал. Кортэ придержал своего и помог цыганке перебраться в седло запасного, скоро они нагнали Ноттэ.

– Если я задержу погоню, станешь учить меня? – едва поравнявшись, Кортэ приступил к торгу с привычным азартом, не обращая внимания на людей и обстоятельства.

– В некотором роде, – смутно пообещал Ноттэ, не позволяя себе оглянуться на загнанного коня. – Учти: отряд позади немаленький. Багряные – боевой орден, гранд не брал с собой недоучек. Здешние тоже хороши, к войне готовились, приграничье как-никак. Гожо! Бери последнего запасного коня и возвращайся в Тольэс, вдруг да донесешь весточку гранду или герцогу.

– Донесет, иначе прокляну и его, и весь род до седьмого колена, – пообещала старуха, не дав младшему и рта открыть.

Гожо принял повод запасного коня, кивнул – и провалился в ночь, выпав из общей скачки.

– У берега с этой стороны озера скалы, удобное место, – буркнул Ноттэ, снова примеряясь поторопить хрипящих коней. – К тому же драться у воды куда удобнее и надежнее. Сам разберешься, даже если еще не знаешь, что к чему.

Кортэ промолчал, не тратя сил на недоумение, вопросы. Рыжий нэрриха не понимал разницы в своих возможностях возле берега и вдали от него, – окончательно уверился Ноттэ. Тревожно осмотрел коней. Два плохи, шатаются и хрипят, но пока держатся. Прочие еще сохранили силы. Рассвет приближается слишком медленно, озеро – тоже. Но начатый путь придется пройти до конца, раз в дело втянуты люди, раз решение принято. Иного – нет, да и это решение, избранное в сомнениях, не дарует надежду, лишь позволяет оплатить старый долг.

Луговина сменилась каменистым всхолмьем, до поры незаметным в ночи, подобно уродству, прикрытому капюшоном. Сколько ни прячь такое – ткань сползет, и неявное сделается заметно… Шум реки постепенно приближался, скоро его смогли разобрать и люди, не наделенные чуткостью к ветрам, не знакомые с местностью. Покидая чашу озера, река бурлила, ворочалась в каменном русле и постепенно расширяла его, да и сама успокаивалась, замедляя течение, чтобы южнее, за городом, снова взъяриться и штурмовать ущелье Боли.

Морщины скальных складок сбегали к озеру все гуще, углублялись. Тут и там щерились клыки утесов, а камни и изрядные валуны казались осколками скорлупы огромного ореха, взломанного челюстями гор. Копыта звенели, испуганное эхо металось, усиливая ощущение тревоги. Ноттэ погнал коня вперед, занял место проводника и умерил прыть бешеной скачки, старательно разыскивая приметы и направляя группу тропкой, ведомой одному ему. Все ниже, по краю одной из каменистых лощин. Зажурчал родник – и остался в стороне. Низкорослый можжевельник попадался все чаще и поднимался все выше, широко раскидывая узловатые ветви. Наконец, впереди блеснуло серое предутреннее зеркало озера. Ноттэ спрыгнул из седла и повел хрипящего, пошатывающегося коня в поводу.

– Здесь, – уверенно отметил нэрриха, останавливаясь в створе двух скал, на каменной стрелке мыса, указывающей на смутно различимую горбатую спину острова, темнеющую поодаль. – Все же я не ошибся.