Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты странный, – осторожно намекнула девочка.
– Стараюсь.
Кортэ улыбнулся и подмигнул младшему из нэрриха.
– Ноттэ мудрец. Он первый мне объяснил: нет готовых ответов, есть только поиск. Азартное дело, аккурат по мне. Но я, любитель простых путей, все лето пробовал подобрать как раз готовый ответ, вроде волшебного ключика. Во глупость-то… да ладно я, Оллэ не лучше. – Кортэ наклонился вперед и глянул на Зоэ почти заискивающе. – Ноттэ считал тебя важным человечком. Он все время рвался к тебе, а дела не отпускали. Он и теперь услышит тебя, если по правде вы, люди, – наши высшие. Не все, но лучшие из вас. За тобой право позвать в мир. Одна беда: жизнь у людей мала. Нет времени на раздумья. Так я решил, и потому я здесь.
Зоэ улыбнулась, решившись поверить в надежду, пока что не имеющую отчетливых очертаний. Рыжий азартно хлопнул себя по бедрам.
– Я отказался учиться у сушеного умника Оллэ. Знаешь, почему? Ха, я и сам не ведаю, не хлопай глазами. Зато я выбрал нового наставника. Тебя! Уговор: я учу Альбу орудовать клинком, а ты меня – танцевать.
– А ты не бросишь нас, как Вион? – осторожно уточнила Зоэ.
– Малыш, от меня отвязаться невозможно, если я затеял торг. А ведь я прям теперь задешево набиваюсь в ученики, – Кортэ нащупал вторую бутыль. – Покуда ты не вынешь мне из ниоткуда живого Ноттэ, я буду ближе тени и назойливее мухи. – По рукам?
Зоэ хихикнула и кивнула, признавая уговор подходящим.
Дождь стучался в окно, плакал о невозвратности лета, но его тоска не угнетала. Будет новый год, все вернется на круги своя… И солнце станцует на площади, призывая в столицу весенний добрый ветер, натягивая упругий полог радости, собранный из многих радуг. Капли переливчатой влаги засеют благодатную почву и взойдут цветами…
Струны зазвенели более уверенно, Альба улыбнулся шире и теплее, вслушиваясь в звук и с интересом глядя, как собственные пальцы наитием нащупывают мелодию. Извлекают невесть откуда, из небытия, незнакомый рассудку навык.
И Кортэ, и Зоэ знали этот старый напев, совсем старый, со словами, переложенными на разные наречия – пойди пойми, каков был исходник. Для Зоэ звуки складывались в бабушкину песенку, в детскую колыбельную:
Зоэ даже стала тихонько нашептывать слова, но почти сразу отвлеклась, ведь рыжий нэрриха спокойно сидеть не умел. Вот он вскочил, шагнул к стене и поволок по полу мешок, слишком уж определенно звякающий и булькающий. Сунул внутрь руку, расхохотался, добыл бутыль, пугая Зоэ своим излишне сосредоточенным вниманием к выпивке.
– Эй, младенец! Только посмей не поблагодарить за подарок. Эта виуэла много старше нашего седого патора. На ней играл славный нэрриха, старик жил у берега моря и учил меня, дурака, уму-разуму. Будь у меня слух, я бы не отдал того, что ценю превыше золота.
– Спасибо, – шепнул Альба. Прижмурился и ещё тише добавил: – Она сама знает музыку… так тепло рукам.
– Я выучу тебя танцу, даже если ты глухой и хромой пустотоп, Кортэ, – пообещала Зоэ самым серьезным тоном, приняв окончательное решение. – Я обещаю.
– Уговор дороже денег! – расхохотался рыжий.
И дождь за окнами зарыдал всерьез, заранее опасаясь всего, что способны натворить собравшиеся под одной крышей самонадеянные упрямцы.