Аркадий тоже без конца упрекал старшую дочь. Поля ужасноказнилась, что стала причиной недуга сестры. Всю свою жизнь она посвятилаНасте. Гуляла с ней, читала той вслух, уступала во всем, терпела капризы. Настямогла швырнуть в сестру кружку с горячим чаем, если напиток был, по ее мнению,не так заварен, или запустить в Полину тарелкой с обжигающим куриным бульоном,если считала, что он недосолен. А уж вопли, истерики, упреки и слезы вообще непрекращались. Немного привела больную в чувство смерть Аркадия. Наверное,девушка просто испугалась, что старшая сестра сдаст ее в дом для инвалидов.Настя присмирела и первые месяцы после кончины отца вела себя тише воды, нижетравы… Но потом поняла, что Полина вовсе не собирается от нее избавляться, иснова принялась скандалить.

– Она так вела себя, – качала головой АннаПетровна, – гадко, отвратительно. Требовала деликатесов, роскошной одежды…Ну зачем ей были нужны вещи из бутиков, скажите на милость? Она могла в полночьпогнать Полю в дежурный супермаркет за шоколадными конфетами. А та безропотнокидалась выполнять все ее просьбы. Мне порой казалось, что в характере Полиныесть мазохистские черты, что ей нравилось, когда ее унижали… Бедняга без концаискала работу, постоянно металась в поисках заработка, потом пристроиласьагентом в жуткую контору «М. и К°», даже рассказывать не стану, чем фирмазанимается. Ее сотрудники попросту дурят людей по-черному, но там хорошоплатили… А теперь вот в санаторий Настю свезла, небось тоже дорогоеудовольствие.

– Да уж, недешево, – подтвердила я и спросила: – УПолины много подруг?

– Откуда? – всплеснула руками женщина. – Онацелыми днями носилась, разыскивая места, где можно подработать, где уж тутдрузей заводить. Нет, очень обособленно жили.

– И кавалеров не случалось?

Анна Петровна покачала головой:

– Нет, мне очень жаль Полину, она хорошая, милаядевочка, которая всю жизнь расплачивается за детскую глупость. Ей-богу, этонесправедливо! Наверное, у Анастасии был какой-то неполадок в организме! Ну какможно настолько испугаться, чтобы обезножеть? Ох, думается, у неерасположенность имелась; небось и без Поли бы в инвалида превратилась. Вот так.А у вас как она себя ведет?

– Нормально, – пожала я плечами, – как все,ест, спит, читает!

– Хитрая очень, – пробормотала соседка, –просто пройдоха. Вот вернется Поля, и снова Анастасия выдрючиваться начнет…

– Скажите, а вы никогда не слышали такую фамилиюСироткин?

– Нет, – удивленно ответила женщина, – а ктоэто?

– Да так, – отмахнулась я, – профессор один,невропатолог, думала посоветовать Полине с ним связаться!

Домой я вернулась страшно подавленная и, отказавшись отужина, легла в гостиной на диван, отвернувшись лицом к стене. В квартире стоялнеумолчный плач. Младенцы отчего-то раскапризничались и вопили на два голоса. Янавалила на голову подушку и попыталась собрать воедино расползающиеся мысли.

Господи, что же делать? Даже если Настя и правда такаякапризная и противная девица, как утверждает соседка Анна Петровна, это еще неповод, чтобы погибнуть мучительной смертью от рук безжалостного бандита. Ипочему он не позвонил? Что произошло? Может, я перепутала день и час «икс»назначен на завтра?

– Вилка, – сказала Томочка, входя вгостиную, – ты чего, плохо себя чувствуешь?

– Голова болит, – вяло пробормотала я.

– Честно говоря, не удивительно, – вздохнулаподруга, – что происходит? Где ты целыми днями носишься? Похудела, нашпротину стала похожа… Ну-ка, поведай, в чем дело!

Я села на диване и почувствовала, как глаза наполняютсяслезами. У Томочки больное сердце и необычайно жалостливая душа. Ну какрассказать ей правду? Да у подруги мигом случится пароксизм мерцательнойаритмии. Нет, сейчас следует позвонить Юрке и выложить приятелю-милиционерувсе! Ну почему мой муж ухитряется отправиться в командировку именно в тотмомент, когда его присутствие мне просто необходимо…

– Ты плачешь? – изумилась Тамара.

Есть чему удивляться: последний раз я рыдала на ее глазахлет этак в восемь, да и то от злобы. Противный Витька Ломов отнял у меня шапкуи зашвырнул в мужском туалете на карниз. Пришлось ждать, пока основная массаучащихся отправится домой, а потом прыгать возле окна со шваброй в руках,чувствуя, как по щекам ползут горячие капли. Томуся тогда так испугалась ирасстроилась, что я зареклась в дальнейшем хныкать у нее на глазах.

– Деточка, – раздался из коридора голосАнелии, – деточка.

Я со вздохом попыталась изобразить на лице улыбку. Дамавихрем ворвалась в гостиную, принеся с собой струю свежего воздуха.

– Виолочка, радость моя, спасибо!

– За что?

– За маску!!!

– Дорогая Анелочка, – завела я, – понимаю,что страшно виновата перед вами, но, честное слово, не хотела, ей-богу, думала…

– Кисонька, – перебила меня дама, – немедленнообъясни, где брала эту чудо-вещь? Даник завтра поедет и возьмет сто штук.Раздам всем подругам!

– Вы издеваетесь?

– Ни в коем случае, – воскликнула Анелия, –ну-ка глянь на меня внимательно, иди сюда, к настольной лампе.

Иришкина свекровь ухватила меня цепкой рукой, стащила сдивана, подволокла к письменному столу и направила себе на лицо яркий лучсвета.

– Ну?

Я открыла рот. Щеки, лоб, подбородок женщины покрываланежно-розовая кожа, просто майский персик. Мелкие «гусиные лапки», еще не такдавно украшавшие виски, испарились без следа. Анелии можно было смело дать небольше сорока.

– Ох, и ни фига себе, – вырвалось у меня.

– Это чудо-маска, – с чувством заявилагостья, – конечно, отдирать больно и неудобно, но зато, смотри, какойэффект! Уж не знаю, сколько времени он продлится… Быстро рассказывай, гдекупила!

Я принялась описывать дорогу к Бутовскому рынку… В этотмомент зазвонил телефон. Томочка схватила трубку.

– Да, минуточку… Держи, Вилка, это тебя.

– Виола Тараканова? – донеслось до слуха. –Вас беспокоит Яков Сироткин.

– Кто? – чуть не выронила я телефон. – Кто?

– Яков Петрович Сироткин, – преспокойно заявилприятный, даже интеллигентный, мягкий мужской голос, – мне сказали, что выменя разыскивали? Слушаю внимательно.