Иисус протянул руку и ласково потрепал Петра по колену.

— Может быть… Может быть… — тихо сказал он. — Прости меня, Петр, дорогой мой. Затем он обратился к остальным:

— Иоанн Креститель крестил водой, и за это его убили. Я буду крестить огнем и нынешней ночью прямо говорю вам это, чтобы вы знали про то и не сетовали, когда наступят черные дни. Прежде чем повести вас, я говорю, куда мы направляемся: к смерти, а после смерти — к бессмертию. Таков наш путь. Вы готовы?

Ученики пребывали в состоянии оцепенения. Этот голос был суров. Он больше не играл, не смеялся, а призывал к оружию. Стало быть, чтобы попасть в Царство Небесное, нужно пройти через смерть?

Неужели нет другого пути? Они были простыми, бедными работягами, к тому же необразованными, а мир был богат и всесилен, — разве они могут тягаться с ним? Если бы ангелы явились с неба помочь им! Но никто из них никогда не видел, чтобы ангел ходил по земле и помогал убогим и гонимым. Поэтому они молчали и тайком все думали промеж себя, сколь велика ожидающая их опасность. Иуда искоса поглядывал на них и горделиво посмеивался: только он один не думал об опасности. Он отправлялся на войну, презирая смерть, и не заботился не только о собственном теле, но даже о собственной душе: великая страсть владела им, и погибнуть ради нее было для Иуды большим счастьем. Первым отважился заговорить Петр.

— А ангелы спустятся ли с неба нам на помощь? — спросил он.

— Мы сами ангелы Божьи на земле, Петр, — ответил Иисус. — Других ангелов нет.

— Стало быть, мы сами свершим все это? Не так ли, Учитель? — спросил Иаков. Иисус поднялся. Брови его вздрагивали.

— Уходите! — крикнул он. — Оставьте меня!

— Я не оставлю тебя одного, Учитель! — воскликнул Иоанн. — Я буду с тобой до смерти!

— И я тоже, Учитель. — С этими словами Андрей бросился к ногам наставника и обнял его колени.

Две крупные слезы скатились с глаз Петра, но он промолчал. А Иаков только опустил голову — он был настоящий молодец и стыдился проявления чувств.

— А ты, брат мой Иуда? — спросил Иисус, видя, что рыжебородый молча, угрюмо смотрит на них.

— Я не бросаю слов на ветер, — резко ответил тот. — И не плачу, как Петр. Пока рука твоя держит секиру, я буду с тобой. Бросишь ее — и я тебя брошу. Ты ведь знаешь — я следую не за тобой, а за секирой.

— И не стыдно тебе так разговаривать с Учителем? — сказал Петр.

Но Иисус только обрадовался:

— Иуда прав. Я тоже следую за секирой, товарищи!

Все расположились на земле, прислонившись к кедру. Звезды заполнили небо.

— С этого мгновения мы поднимаем стяг Божий и отправляемся на войну, — сказал Иисус. — Звезда и крест вышиты на стяге Божьем. В добрый час!

Все молчали. Они приняли решение, и сердца их исполнились мужества.

— Я снова буду говорить с вами притчами, — обратился Иисус к ученикам, которых уже поглотила темнота. — Вот вам последняя притча, перед тем как мы вступим в сражение. Знайте, что земля покоится на семи колоннах, колонны — на воде, вода — на облаке, облако — на ветре, ветер — на грозе, гроза — на громе, а гром лежит у ног Божьих, словно секира.

— Я не понимаю, Учитель, — сказал Иоанн и покраснел.

— Ты поймешь эти, когда состаришься, удалишься отшельником на остров, небеса разверзнутся над тобой и мысли твои запылают пламенем, Иоанн, сыне грома! — ответил Иисус, ласково потрепав по волосам любимого ученика.

Он умолк, ибо впервые осознал столь отчетливо, что есть гром Божий. Секира, лежащая у ног Божьих. Секира, от которой тянется вереница взаимозависимости — гроза, ветер, облако, вода и вся земля. Годы прожил он с людьми и годы — со Святыми Писаниями, и никто не разъяснил ему страшную тайну. Какую тайну? Что гром есть Сын Божий, Мессия. Он и придет очистить землю.

— Соратники, — сказал Иисус, и в это мгновение Петр заметил, как во тьме на челе его вырастают, словно рога, два языка пламени. — Соратники, вы знаете, что я ходил в пустыню встречаться с Богом. Я мучился от голода и жажды, горел в огне и сидел, скорчившись, на камне, призывая Бога явиться. Демоны бились надо мною, словно валы, которые сталкиваются друг с другом, разбиваются в пену и откатываются обратно. Вначале — демоны тела, затем — демоны разума и, наконец, самые могущественные — демоны сердца. Но словно стальной щит держал я перед собой Бога, и песок вокруг меня покрывался обломанными когтями, зубами и рогами. И тогда мощный глас раздался вверху надо мной: «Встань! Возьми секиру, принесенную тебе Предтечей, и руби!»

— И никто не спасется? — воскликнул Петр. Но Иисус не слышал его.

— Длань моя отяжелела в тот же миг, словно кто-то вложил в нее секиру. Я поднялся, и, пока поднимался, снова раздался глас: «Новый потоп разразится, Сыне Плотника, но уже не водный, а огненный. Сооруди новый Ковчег, избери святых и введи их в оный!» Избрание началось, товарищи, Ковчег готов, дверь его открыта — входите внутрь!

Все пришли в движение, засуетились и столпились вокруг Иисуса, словно он и был Ковчегом, в который надлежало войти.

— И вновь раздался глас: «Сыне Давидов, как только языки пламени улягутся и Ковчег пристанет в Новом Иерусалиме, взойди на престол предков своих и властвуй над людьми! Старая земля исчезнет, старое небо исчезнет, новое небо будет простираться над главами святых, и звезды засияют в семь крат более — в семь крат более и очи людские».

— Учитель! — снова воскликнул Петр. — Да не умрем мы, не узрев этого дня, не воссев по обе стороны престола твоего, — все мы, твои соратники!

Но Иисус не слышал его. Углубившись в огненное созерцание пустыни, он продолжал:

— И в последний раз раздался глас над главой моей:

«Сыне Божий, прими мое благословение!»

Все звезды уже высыпали на небо и совсем низко повисли в ту ночь между небом и людьми.

— С чего мы начнем наш поход, Учитель? — спросил Андрей.

— Бог сотворил тело мое, взяв землю из Назарета, — ответил Иисус. — Стало быть, мой долг отправиться сражаться перво-наперво в Назарет. Там тело мое должно начать свое претворение в дух.

— А затем — в Капернаум спасать наших родителей, — сказал Иаков.

— А затем — в Магдалу, дабы взять в Ковчег и злополучную Магдалину, — предложил Андрей.

— А затем — по всему свету! — воскликнул Иоанн, раскрыв объятия, словно принимая в них Запад и Восток.

Слушая их, Петр засмеялся:

— А я вот подумываю о нашем брюхе. Чем мы будем питаться в Ковчеге? Поэтому предлагаю взять с собой только животных, пригодных в пищу. К чему нам, клянусь Богом, львы да мошкара?

Он был голоден, и помыслы его были устремлены лишь к еде. Все засмеялись.

— Одна только пища у тебя на уме, а речь идет о спасении мира, — урезонил его Иаков.