– Красивая птица, не так ли?

Голос шел из-под одеяла, и он не казался слабым. Анна вздрогнула, но промолчала.

– Кстати, совсем другой. Не бойся, подойди ближе, посмотри. Видишь, цвета отличаются? Мой колибри выглядит жадным, он глубже погрузил клювик в цветок.

Анна не шелохнулась. Женщина откинула одеяло и пригвоздила взгляд к Анне.

– Тебе опять страшно? Я же сказала: бояться нечего, ведь колибри в клетке. А ты трусиха, ну да ничего, оставайся ею. Знаешь, почему я набила себе эту картинку?

Анна молчала. Внутренний голос говорил ей «молчи», хотя женщина задавала вопросы так, словно расставляла приманку.

– Я начала следить за той мерзкой шлюшкой – Рийккой. Она же сучья воровка, я бегала за ней следом, пока она пыталась согнать жир с жопы, Я знала, что она переехала к своей подружке-хиппи. Там они начали плести сети, чтобы забрать у меня все.

Женщина выпрямила спину и вытащила всю руку из-под одеяла.

– Татуировку я впервые увидела, наблюдая в бинокль из окна Кертту Вийтала. Вот тогда в голове у меня замкнуло. А ты, наверное, вычислила меня по биноклю? Это мой единственный прокол – забыла его на видном месте. Но не так-то и плохо, согласись, одна ошибка в такой стройной схеме.

«Нам этого оказалось достаточно», – подумала Анна.

– Я видела, как эти мокрощелки сидят и хихикают, как они попивают шампанское и заигрывают с прохожими, словно у них не жизнь, а сплошная сахарная вата. Меня это бесило. Какое-то время я следила за той татуированной хипаркой, даже перекинулась с ней парой слов, когда она в одном ночном клубе демонстрировала всем свою руку да вихляла задницей. Твою же мать, такая бахвалка, да еще и пьяная. Рассказала все: и про Мексику, и про татуировку, и как это было больно, и сколько оно стоило. Люди по натуре тупые.

У нее был холодный взгляд, ничего не выражающее лицо, но где-то внутри сидела боль. «Кажется, Эско попал куда надо. Хорошо», – подумала Анна.

– Эта безмозглая мелкая хипарка даже не понимала того, что дала все, что мне было нужно. Возьми, вот твоя месть! Верховный бог Уицилопочтли здесь, на моей руке, бери его силу и используй, стань им и отомсти. В том кабаке со мной говорил колибри, говорил ясно и четко, но я никогда и никому не расскажу, что именно он мне сказал. Его голос звучал у меня в голове, он начал расти, начал кричать, так я стала тем, у кого колибри в левой руке. Я сама стала колибри! А колибри не лишить ничего без его ведома, повторяю – ничего! А меня лишили всего, у меня забрали его, он бросил меня, но колибри не бросают, он должен быть отомщен.

– Ты же Яна, – прошептала Анна.

Лицо женщины искривилось от ярости. Она попыталась сесть, но не смогла, и тогда принялась размахивать татуированной рукой так, что повалила капельницу. Она пиналась, отчего койка начала грохотать и раскачиваться. Анна заметила, что ее другая рука прикована наручниками к спинке кровати. Яна начала поносить Анну. В палату вбежали полицейский и три медсестры, прижали ее к койке и вкололи в руку успокоительное. Яна Тервола обмякла и замолкла.

Потрясенная Анна вернулась к себе в палату. Она завернулась в совсем тонкое одеяло, а потом долго лежала на спине и смотрела на трещины и сколы краски на потолке. Пришла ночная медсестра и спросила, хочет ли Анна поговорить. Она помотала головой: «Все в полном порядке». Затем взяла пилюлю из стаканчика, положила на язык, запила водой и начала ждать прихода сна.

Анна открыла компьютер. Ее только что выписали из госпиталя, доктор выдал для начала двухнедельный больничный, сказал, что при необходимости его можно будет продлить. Не потому, что Анна серьезно пострадала или была не в форме, скорей, затем, чтобы она получила возможность восстановиться после эпизода с колибри. Анна рассказала ему о своей длившейся целую осень бессоннице. Доктор выглядел озабоченно.

«Что ни говори, жизнь – странная штука», – подумала Анна, бронируя билеты себе и Акосу.

Сначала Будапешт, а потом на автомобиле двести километров по автостраде на юг. Потом переход через границу ЕС, и там они будут вместе. Дома. На все про все от дверей дома в Койвухарью до дверей дома в Каниже потребуется менее семи часов.

Так близко и так далеко.

На улице темно. Серые ленты дождя со снегом хлещут в окно – жалкие потуги начинающейся зимы. Выпадет ли хоть когда-нибудь настоящий снег?

Яну Тервола подлечили и допросили. Весной медсестра имела короткую связь с Вели-Матти, они встречались у Кертту Вийтала. Вели-Матти заменял заболевшую супругу и в течение двух недель ухаживал за тещей. Яна влюбилась в него с первого взгляда. Неясно было, насколько серьезными были ухаживания Вели-Матти. Анна подозревала, что интрига разрослась по причине больного воображения Яны. В любом случае Вели-Матти встретил свою бывшую ученицу, ставшую красивой молодой женщиной, на беговой дорожке в Селькямяки, где, со слов Яны, они также встречались с Вели-Матти. В итоге тот бросил ее, послав короткое сообщение.

Яна решила отомстить и начала планировать убийства, наблюдая из засады в Селькямяки и в Хяюрюсенниеми. При обыске были обнаружены копии ключей от дома Хельмерсонов, от квартиры Кертту и ее автомобиля. Яна рассказала, что заходила к Хельмерсонам, когда хотела, помногу ездила на машине матери Каарины, и никто ничего не замечал. «Люди глупы и доверчивы», – добавила она, рассмеявшись.

Она сказала, что Вилле Поллари никак не был связан с Яной, Рийккой или Вели-Матти. Преступления следовало представить как совершенные рукой безумного серийного убийцы. «Кто же ты?» – думала Анна. Многое еще оставалось неясным: Тервола отказывалась отвечать на некоторые вопросы, иногда давала путаные показания, и составить полную картину возможности не было. Ничего, они еще разберутся, выведут ее на чистую воду – всему свое время. Анна понимала, что предварительное следствие – ее первое на новом месте работы – будет долгим и сложным.

На личный почтовый ящик Анны пришло сообщение.

«Наконец-то», – подумала она и принялась читать длинное письмо, рассказывающее о кошмаре реальной жизни.

Если бы я той ночью не позвонила, они бы меня точно убили. В воздухе витала смерть, wallahi, она была совсем близко. Или же меня вывезли бы в Турцию и отдали в жены первому встречному, кому бы я сгодилась. Какой-нибудь счастливчик получил бы по дешевке молоденькую соску, которую можно трахать сколько влезет. Это стало бы смертью длиной в жизнь.

Когда к нам заявились полицейские (я дала наш адрес, потому что не знала точно, где нахожусь), отец тут же заявил, что убьет Адан. Я помню, как сестричка кричала, а отец ровным голосом сказал, что если я не откажусь от сказанного по телефону службы спасения, если не придумаю чего-нибудь – сна там или еще чего другого, – то никто никогда больше не увидит Адан.

Вариант с местью родился позже, перед допросами. Отец нервничал, понимая, что если полицейские начнут расследование, то не проглотят россказней про страшный сон, и тогда он решил сказать, что капризная дочь позвонила в службу, желая насолить своим суровым родителям. Выглядело правдоподобно, и, в принципе, это и было правдой.