– Да, причем цела и невредима. Несколько дробинок в левом плече – это мелочи, – произнес Эско.

– Но ты потеряла сознание, когда в тебя жахнули из дробовика. Ничего странного.

– Я помню, – тихим голосом сказала Анна. – Это было прекрасно. Как если бы уснула.

– Анна, прекрати, не говори такого. Погляди-ка, кто тут у нас, – воскликнула Сари, показывая в угол комнаты.

К койке приблизилась третья фигура, а потом из тумана вынырнула голова Рауно.

– Здорово! – весело поприветствовал он Анну, находясь на высоте края койки.

– Рауно! – вскрикнула Анна.

– Точно! Я только вчера вечером оклемался и уже разъезжаю тут на коляске. Доктора говорят, что это чудо. Наверное, чудо, после всего того, что со мной приключилось.

– А что с убийцей? – осторожно спросила Анна.

– Лежит под охраной в другой палате. Ей повезло меньше, чем тебе, но она выживет.

– Так, а что там на дорожке случилось-то в итоге?

– Эско выстрелил в нее одновременно с тем, как та засадила в тебя из дробовика, а ты выстрелила в нее, – ответила Сари. – Но из двоих только Эско попал, ты пальнула в молоко.

Эско выглядел довольным. Анна насторожилась, ожидая колкостей, но ничего не услышала.

– Дробовик, которым она пользовалась, оказался той самой красоткой «Бенелли» из шкафа Хельмерсонов. Она заказала себе копии ключей от дома, вероятно, воспользовавшись связкой ключей Каарины, когда та ночевала у своей матери. Мы еще не знаем всех деталей. Нужно дождаться, пока убийцу можно будет допросить.

– Разве «Бенелли» не конфисковали как вещественное доказательство? – удивилась Анна.

– Да, только в шкафу Вели-Матти стоял еще «Меркель», помнишь? Его мы не отправляли на баллистику. В тебя стреляли из него.

– Твое счастье, Анна, – сказала Сари. – «Меркель» не такой мощный.

Анна задумалась над сказанным.

Она могла погибнуть.

Но она жива.

Что случилось бы с Акосом, если бы ее застрелили?

– Куда как просто заказать ключи от бабкиной машины, тем более если ей редко кто пользуется, – продолжила Сари. – Ведь медсестры имеют свободный доступ в дома стариков, за которыми ухаживают. Они могут распоряжаться всеми ключами, никто не знает, чем они там занимаются. Эта медсестра сумела все устроить: убийства должны были выглядеть так, словно их совершили Каарина и Вирве.

– Только подумайте, сколько сумасшедших оказывается в домах беззащитных стариков, – прошептала Анна.

– Об этом обычно не задумываются, – сказала Сари.

Совершенно того не желая, каждый увидел себя в старости: утратившим память, не способным себя защитить, лежащим в кровати, ждущим бренчания связки ключей и краткого визита медсестры. Сколько лет осталось у Анны?

– Просто я вдруг вспомнила о бинокле, – произнесла Анна. – Он еще в первый визит показался мне странным, как в игре «Что на этой картинке не так?». Я позвонила Каарине и спросила ее о нем, но она сказала, что не понимает, о чем я. Тогда я позвонила начальнику отдела оказания социальных услуг на дому и узнала, что одну из медсестер, приходящих к Кертту Вийтала, зовут Яна, Яна Тервола. И именно эта Яна была у Кертту, когда мы приходили к ней вместе с Эско.

– Но зачем? – удивилась Сари. – Зачем она все это сделала?

– Этот вопрос мы зададим ей сразу, как только она придет в себя, – ответил Эско.

– Не пойму, что ты делала на беговой дорожке вместе с этой психопаткой? – спросил Рауно.

И тут ответил Эско:

– Анна разузнала все о татухах и обо всем остальном и потом, конечно, набрала мне. Мы собрались на совещание и решили устроить небольшую засаду. Анна позвонила Яне и сказала, что хотела бы обсудить несколько странных моментов, на которые та, вероятно, может пролить свет. Неофициальную встречу назначили на десять вечера в одном из приличных пабов в центре города: здесь главное было поступить так, чтобы Яна ничего не заподозрила. Мы надеялись, что она проговорится, ведь у нас не имелось ни одного доказательства ее вины. Мы хотели ее напугать. Кажется, это удалось даже слишком хорошо.

– Ага, Эско и Сари должны были сидеть в сторонке, изображая посетителей, что, кстати, не представляло бы для Эско особых сложностей, – сказала Анна.

– Иди ты в задницу, – рявкнул Эско.

– Это планировалось, так сказать, для прикрытия тылов, а Анна взяла бы с собой диктофон, – сказала Сари.

– А это не противозаконно? – спросил Рауно.

– Конечно, мы все согласовали с Вирккуненом, – сказал Эско, – вот только меня не покидало недоброе предчувствие. Мы собирались поймать на крючок, вероятно, опасную рыбину, так что я решил не выпускать ситуацию из поля зрения, на всякий случай.

– К счастью, – прокомментировала Сари.

– Я видел, как Анна пошла на пробежку. Боже, она же за всю осень ни метра не пробежала, зато табачила со мной наперегонки и вообще находилась в тотальной депрессии! А тут в такой-то вечер решила одним махом самоорганизоваться. Так что я проследовал за ней до дорожки и сидел в машине, пока мимо не пробежала какая-то женщина и не скрылась в лесу. Откуда мне было знать, кто это? Но как тут не заподозришь неладное? Так что ничего не оставалось, как вызвать подкрепление и самому выдвигаться в лес, но только в противоположном направлении. Твою мать, как же я боялся, что не успею!

– Успел-успел, – сказала Анна.

Эско по-медвежьи сгреб Анну, и она ощутила запах мятных пастилок, едва скрывавший перегар.

– Спасибо! – прошептала она ему на ухо.

– Ну что с тобой поделаешь!

Анне нужно было выйти из палаты, ей ведь так хотелось хотя бы мельком взглянуть на хладнокровно убившую троих человек женщину, за которой она охотилась всю осень. Она хотела увидеть ее сейчас – раненую и слабую, – увидеть до начала допросов, до суда, до того, как Уицилопочтли обретет свою силу. Только одним глазком. Этого будет достаточно.

В больнице все стихло. Часы посещений закончились, и только несколько медсестер нарушали полное спокойствие. Анна легко нашла палату, где лежала Яна Тервола. Полицейский у входа опустил газету, встал и по-солдатски отдал Анне честь, затем открыл замок, проверил палату и впустил ее внутрь.

– Она спит, – шепнул он Анне.

Анна вошла. На первый взгляд палата выглядела так же, как и все остальные: койка, капельница, ночное освещение, стакан воды на столике. Но если присмотреться, то стакан оказался пластмассовым, вместо окна – грубая бетонная стена. Кровать была застлана голубой простыней, сверху лежало тонкое одеяло – все, как в палате у Анны.

Ее трясло. Из-под одеяла выпросталась рука с капельницей, по которой прямо в вену подавалось лекарство. Рука дрогнула. Одеяло поползло вверх. В сумраке палаты вспыхнула оранжевая орхидея. Из ее сердцевины пил нектар окрашенный зеленым с черным и отливающий металлическим блеском колибри.