В окне кареты четко вырисовывался профиль женщины с прикрытым вуалью лицом. Я запомнил ее еще по гостинице в Хаулетте. Экипаж уже катил дальше, когда я, совершенно непроизвольно, потянулся чувствами к пассажирам.

И ощутил в ответ удар стального хлыста, столь острый и резкий, что пошатнулся от боли. Следуя наставлениям Джастина, я укрылся за защитными чарами и даже заставил себя внешне спокойно продолжить путь к площади.

Возгласы кучера разносились по улице, отдаваясь эхом от кирпича и камня.

А я едва не схватился за голову, задумавшись о троих, сидевших в карете.

Из них я знал только двоих.

Миновав открытые, тронутые ржавчиной рыночные ворота, я двинулся дальше в сторону дворца и увидел, как ворота закрылись за вкатившейся в них каретой.

Сокрушенно покачав головой, я повернул обратно к Дестрину. А сокрушаться было отчего — стоило мне забыть о самоконтроле, как я себя обнаруживал. Теперь Антонин знает, что в Фенарде находится по меньшей мере один Мастер гармонии. Мимолетность нашего соприкосновения, равно как машинальность и презрительность его реакции, позволяли надеяться, что он не признает во мне выходца с Отшельничьего.

Впрочем, мне только и оставалось, что надеяться. Надеяться, работать по дереву и учиться. Во всяком случае, скуке в моей нынешней жизни места не было.

Облака над головой оставались серыми, но моих щек коснулось едва уловимое дуновение ветерка.

«Мастерская Пэрлота» — значилось на искусно выполненной вывеске. Буквы, вырезанные в старинном храмовом стиле, были окрашены в черное, а саму доску покрывал совершенно прозрачный, без обычного золотистого оттенка лак, позволявший видеть фактуру красного дуба.

Утренний туман бусинками осел на моем плаще, когда я привязал Гэрлока к столбу перед мастерской. Зима затянулась дольше обычного, а холодная весна пролилась такими дождями, что затопило конюшню. Конечно, в этом была и моя вина — я поленился прочистить дренажную канаву. Выгребать навоз, сбивать сосульки и копаться в снежной жиже, в то время как дождь хлещет по спине и шее, — вот уж истинное удовольствие! Как, впрочем, и мыться после этого без горячей воды.

— Ты, кажется, любишь принимать холодные ванны, почтенный подмастерье, — заметил Бострик обычным своим учтивым тоном и с невозмутимой физиономией.

— Если хочешь, можешь ко мне присоединиться, — столь же невозмутимо предложил я.

Вспоминая подтрунивание Бострика и радуясь долгожданному приходу весны, я рассматривал выставленные на витрине изделия — прежде всего кресло для гостиной столь оригинального образца, каких я не видел даже на рисунках дядюшки Сардита. Легкие изгибы ножек позволяли ему выглядеть легким и изящным при действительной основательности и прочности.

— Эй, ты!

Заслышав хриплый оклик, я поднял глаза.

Тощий парень чуть постарше моих лет, в потрепанной серой рубахе под кожаным фартуком и с прилипшими ко лбу опилками, уставился на меня исподлобья.

— Да? — откликнулся я, выдерживая его взгляд.

— Тебе чего?

— Пригласи его в дом, Гриззард, — донесся голос из лавки.

Гриззард несколько растерялся, и я вошел внутрь. В помещении стояло три стула, выполненных в элегантном хаморианском стиле, а между ними — низенький столик. Признаться, предназначение таких столиков всегда оставалось для меня загадкой.

Я бы назвал эти изделия добротным, высококачественным браком — они были слишком дороги для торговцев, но недостаточно хороши для знати. Смастерил их, скорее всего, не Пэрлот, а Гриззард. Сам мастер если и допускал оплошности, то не столь заметные.

Красноватые угольки тлели в камине, испуская тепло, которое я ощутил в дверях. Пэрлот поднялся мне навстречу.

Я поклонился.

— Итак, мы встречаемся снова, Леррис. Или тебя следует называть «Мастер Леррис»? — промолвил он, остановившись у перегородки, отделявшей маленькие сени от мастерской.

Я снова поклонился и сделал это от души. Он был настоящим мастером своего дела, и некоторые его изделия, вроде того выставленного в витрине кресла, не только не уступали работам дядюшки Сардита, но, возможно, выполнялись с большим вдохновением.

— Не могу не выразить восхищения креслом для гостиной, — промолвил я. — Пожалуй, это лучшее такого рода изделие, какое мне случалось видеть.

— Ты это искренне, парень? — спросил он.

Я снова кивнул.

— Гиззард, кончишь ты торчать тут, как болван? Делать, что ли, нечего? По-моему, детали комода еще не готовы.

— Да, хозяин, — пробормотал Гриззард и с недоуменным видом направился к верстаку.

— Может, присядешь? — обратился Пэрлот ко мне.

— Только на минутку, почтеннейший.

Я занял кресло, указанное Пэрлотом, а он сел напротив,

— Ну так как, звать тебя мастером?

— Никоим образом, почтеннейший. Ты ведь не знал меня и не видел моей работы. Любой недоучка из Фритауна или Спилдара...

— Ты не таков, Леррис. Я видел твои изделия; они лучше, чем у любого подмастерья в Фенарде, и умение твое растет. Некоторые вещи сработаны на уровне мастера — скажем, кресло, сделанное тобой в прошлом году для Весселя.

Должно быть, у меня поднялись брови.

Пэрлот улыбнулся.

— Он поинтересовался моим мнением. А я, узнав, сколько он заплатил, сказал, что он может считать эту штуковину украденной у Дестрина и что это — лучшая вещь в его доме, не исключая гарнитура для столовой моей работы.

— Ты нам льстишь.

— Нет. Не льщу. И Дестрин, бедняга, тут ни при чем. Это — твоя работа. Мне интересно знать, что ты собираешься делать дальше? Прибрать к рукам Дестринову мастерскую и лавку, а его самого оттереть в сторону?

Голос его звучал безразлично, но темные глаза так в меня и впились.

Я медленно покачал головой:

— Порой мне хотелось бы поступить таким образом. Это самое простое решение, но нечестное и неправильное. Во многих отношениях. Я всего лишь подмастерье, и мне предстоит учиться и учиться.

Гриззард пытался одновременно и работать, и подслушивать, что давалось ему с трудом.

— Бострик никогда не достигнет твоего уровня, — заметил Пэрлот.

— Со временем и с опытом он станет неплохим ремесленником.

— Может быть, — улыбнулся мастер. — Но не недооценивай себя, молодой человек. Со времени своего приезда ты сильно изменился. Кроме того, есть большая разница между качеством твоих изделий и твоей души, — он расмеялся. — Бедный Дестрин, душа у него прекрасная, но... — Пэрлот пожал плечами.

— Не думаю, что можно хорошо работать с деревом, не имея гармонии в душе, — сказал я.