Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, хозяин, — Бострик вручил Дестрину плоский конверт и тут же вернулся к кухонному столу, который обстругивал рубанком.
Я знал, что наседаю на рыжеволосого парня даже основательнее, чем наседал на меня дядюшка Сардит. Но мне приходилось торопиться. Сколько времени у меня в запасе и скоро ли Бострик успеет освоить ремесло в достаточной степени — я не знал. Впрочем, он уже обращался с инструментами ловчее Дестрина, что же до Дейрдре... Она постарше его, но душа у Бострика добрая, а какие-то несколько лет не являются непреодолимой преградой.
— Леррис!
Вскинув глаза, я увидел, что Дестрин побледнел. В следующий миг он схватился за стул, зайдясь в приступе кашля.
Бострик посмотрел на меня.
— Смотри, чтобы все было по линии, — сказал я ему, огибая конец лавки.
— Ты только глянь! — прохрипел Дестрин, кидая мне плотную бумагу.
Я пробежал глазами уведомление.
«Понеже префект вынужден поддерживать оборонительные сооружения государства Галлос против возрастающей угрозы вторжения со стороны самодержца Кифриена, равно как и в связи с необходимостью противостоять настроениям, порожденным в малых княжествах Восточного Кандара Черной магией Отшельничьего, государственная казна нуждается в пополнении, каковое осуществимо лишь путем повышения ежесезонных податей».
То был стандартный текст, под которым, уже другим почерком и более темными чернилами, сделали приписку:
«Дестрин, столяр-краснодеревщик. Ежесезонный сбор — пять золотых».
Первоначально было написано «три золотых», но потом «три» вычеркнули и заменили на «пять». Внесший изменение подписался инициалом «Дж.». Снизу уведомление скрепляла тяжелая печать из синего воска.
— Первый раз, может, и заплатим... Но есть будет нечего, кроме супа. Второй сбор мне не выплатить нипочем, даже в конце года. Ежели отдавать по пять золотых в три месяца, нам и дерево-то покупать будет не на что, — прерывисто дыша, Дестрин тяжело опирался о скамью.
Горе могло ухудшить состояние этого, и без того недужного человека, чья внутренняя структура приходила в упадок, несмотря на все мои усилия.
— Мы что-нибудь придумаем, — заявил я, силясь придать голосу уверенность, которой на самом деле у меня не было и в помине.
— Что тут придумаешь? — мастер зашелся в кашле.
— Обязательно придумаем. Поторопимся со столом для Бреттеля — уже подспорье, — бодро проговорил я, хотя у меня имелся повод для серьезных и совсем невеселых раздумий.
По мере увеличения доходности мастерской увеличивались и подати, однако размер последнего сбора составлял всего золотой и пять серебреников. Судя по приписке, эту ставку собирались удвоить, но потом кто-то добавил еще два золотых. Мне казалось, что такое внимание именно к мастерской Дестрина не случайно, хотя это оставалось просто бездоказательным предположением.
У меня не было ни малейшего представления о том, кто и каким манером устанавливает и распределяет подати. До сих пор все мое внимание и время полностью поглощались делами мастерской и попытками осмыслить содержание «Начал Гармонии».
— Тебе нужно что-нибудь выпить, — заявил я Дестрину. — Ну-ка посмотрим, что есть у Дейрдре.
Дестрин несколько удивился — с чего это я так раскомандовался? Однако лицо его стало уже менее бледным, и он позволил мне помочь ему подняться по лестнице, пробормотав:
— Ничего... я в порядке.
Не ответив, я провел мастера через комнату к его любимому креслу.
Завидев нас, Дейрдре отложила подушечку, над которой работала, и поднялась нам навстречу. Не промолвив ни слова, она перевела взгляд с Дестрина на меня, а к тому мгновению, когда я усадил ее отца в потертое кресло, уже налила ему кружку сока.
— Мне надо взглянуть, как там Бострик, — сказал я девушке, уходя вниз. Чем больше узнавал я о магии гармонии, тем больше опасался самообмана и самообольщения, порожденных слишком частым обращением к ней.
А еще я торопился открыть в мастерской окна, чтобы мы с бедолагой Бостриком не задохнулись.
— Капитан Торман приказывает тебе занять тропу на холме и удерживать ее от мятежников, — лишь выпалив единым духом эти слова, гонец позволяет себе набрать воздуху.
— Как? — командир отряда смотрит на него с недоумением. — Мы ожидали, что на подмогу нам подойдет все войско герцога Хидленского.
— Это приказ! — произносит юный солдат со смущенным выражением на лице.
Предводительница отряда вздыхает и поджимает губы. Ветер сдувает со лба ее короткие черные волосы.
— Мы поняли, — говорит наконец она, вперив в гонца взгляд черных глаз.
Съежившись под ее пронизывающим взглядом, молодой человек салютует.
— Это все, командир?
— Да. Передай капитану, что приказ будет выполнен.
— Как?
— Передай капитану, что приказ будет выполнен, — голос ее холоден, и звучащий в нем металл подобен звону погребального колокола. — Будет выполнен, если он станет оберегать дорогу на Галлос.
— Если он станет охранять юго-западную дорогу на Галлос? — уточняет гонец.
— Вот именно. Он должен использовать оставшиеся силы, чтобы удержать юго-западный перевал.
Гонец взбирается на своего коня, ошарашено переводя взгляд с женщины с холодными глазами на выстроившихся позади нее солдат. Другая женщина, стоящая в строю, касается рукоятки ножа, и гонец снова переводит глаза на офицера.
— Это все! — повторяет предводительница.
Гонец щелкает поводьями и направляет скакуна вниз по склону.
Предводительница отряда смотрит вниз, на простирающуюся к северу долину, а потом переводит взгляд на сложенный квадрат карты. Дорого же пришлось заплатить ей за эту карту!.. Впрочем, иные сказали бы, что цена не так уж велика. Женщина глубоко вздыхает. Несмотря на принятую прошлой ночью холодную ванну, она чувствует себя нечистой, словно не мылась неделями. Она поднимает голову и всматривается в очертания высящихся на востоке холмов.
Ближайший к ней солдат, покосившись на своего командира, бочком направляет пони к другой женщине, светловолосой, с парой ножей на поясе. Единственной, кроме командира, женщине в отряде.
— Она не собирается выполнять приказ капитана... — шепчет он.
— Глянь-ка туда, вниз, — обрывает его блондинка, указывая на стелющуюся по дороге на дальнем конце долины пыль.
Неприятеля сверху не различить, но оба знают — враг там.
— Что скажешь?
— Торман убивал командиров и за меньшее... — не унимается боец.
— Тихо ты!
Женщина в кожаном офицерском колете косится на перешептывающихся подчиненных, а потом направляет своего коня на восток, вдоль кряжа.