– Хотя бы примерно, инспектор? Или в горячей воде температура тела…

– Не в горячей воде дело.

– Разве вскрытие…

– Не было никакого вскрытия, – буркнул инспектор.

– Но как же так? Ведь непременно нужно определить…

– Да что же вы никак не уймётесь! Говорю же, вы никак не сумели бы предотвратить несчастье, так что не терзайтесь понапрасну! – в сердцах рявкнул Тревишем, но, заметив, какой расстроенный, прямо-таки жалобный вид стал у его собеседницы, допустил небольшое нарушение должностной инструкции, хотя изначально ничего подобного делать не собирался. – Гатри, поднимитесь и передайте констеблям, что они могут оставить свой пост. И заводите мотор, мы едем в Департамент.

Когда ступеньки, ведущие на второй этаж, заскрипели под весом сержанта, инспектор вышел из-за стола, взял в руки шляпу, боком присел на стол и, крайне развязно покачивая одной ногой, произнёс тихо, почти беззвучно:

– Полицейский врач не может определить время смерти, мисс Адамсон, потому что таковая не нас-ту-пи-ла, – наслаждаясь производимым эффектом, он произнёс последнее слово по слогам. – Мисс Бекхайм жива, но остальным об этом знать не обязательно.

– Жива?!. – глаза Оливии расширились от изумления. – О Господи! – она приложила ладонь к щеке, и ледяной сквозняк, струившийся от окна, заставил её содрогнуться. – Так вот почему вы не фотографировали место преступления… Но, сэр, почему же вы сразу не сказали?! Девочки…Эффи и Мардж… столько слёз… А как же Арчи?.. они с Лавинией… Так нельзя, инспектор! Мы ведь уже её оплакали.

– Тем лучше, – Тревишем достал из портсигара очередную сигарету, закурил и с жадностью затянулся: – Поверьте мне. Лучше один раз пережить траур, чем безуспешно надеяться на чудо.

– Но у людей нельзя отнимать надежду, сэр! – его слова ужаснули её. – Тем более пока человек жив!

Он посмотрел на девушку с сочувствием.

– Мой вам совет, мисс Адамсон, пакуйте вещички и поскорей съезжайте отсюда. Тут сейчас такая шумиха поднимется! Толпы газетчиков… Репортёры, жадные до сенсаций… – Тревишем уже выкинул из головы, что пообещал хозяйке пансиона задействовать свои связи, дабы избежать подобного развития событий. – Оставьте вы этих людей. Что вам до них? – убеждал он её тоном добродушного дядюшки. – Дочери самого Джона Адамсона не пристало якшаться с бродячими комедиантами. Танцовщицы, фокусники, певички – разве они вам ровня? Чем вообще вы любите заниматься, а? На досуге? Есть у вас хобби?

– Я беру уроки классического рисунка в Художественной школе Вуда, – медленно ответила Оливия, не сводя с него глаз.

В этот момент она колебалась, говорить ли инспектору о том, что Рафаил Смит когда-то был женат на Люсиль Бирнбаум, и ещё о том, что она, кажется, догадывалась, где искать пропавшую жемчужину. После недолгого размышления Оливия решила промолчать.

– Замечательно! – бурно возликовал Тревишем. – Рисование – вот самое подходящее занятие для такой впечатлительной юной леди. Уверен, что и ваш знаменитый отец был бы полностью со мной согласен. Само собой, при условии, если бы кто-нибудь представил нас друг другу, и мы имели бы возможность обменяться парой слов, – он издал сдержанный смешок и бросил на Оливию быстрый цепкий взгляд.

– Но как же мисс Бекхайм?.. В каком она состоянии?

– Она в порядке, уверяю вас, – суховато заявил инспектор, небрежно махнув рукой. Столбик пепла упал мимо переполненного блюдца прямо на лакированную поверхность стола. – На самом деле угрозы для её жизни нет несмотря на обильную кровопотерю. Удар был нанесён из-за спины жертвы, видимо, чтобы не видеть её лица, и чтобы она не смогла поднять переполох. Потому мисс Бекхайм и осталась жива – нож не был предназначен для нанесения колотых ран, да и положение, из которого преступник нанёс удар, оставляет желать лучшего. – Тревишем встал, схватил стул, развернул его гнутой спинкой к себе, затем наклонился, неловко вытянул руку с воображаемым ножом и нанёс резкий единичный удар. – Вот так примерно всё и произошло. Скрываясь у жертвы за спиной, да целя в грудь, в сердце – ну, на что он рассчитывал, в самом деле? – посетовал он, разведя руками. – Только на то, что жертва потеряет сознание и либо захлебнётся, либо истечёт кровью. В общем-то, так бы оно и случилось, если бы горничная не получила на киностудии отказ, не вернулась в пансион раньше, чем намеревалась, и не побежала в ванную, чтобы смыть потёкшую тушь. Удивительно, от каких случайностей зависит порой человеческая жизнь, верно? – хмыкнул Тревишем, вставая и надевая шляпу. – Поневоле задумаешься, да?

– То есть мисс Бекхайм не видела нападавшего?

– У неё не было такой возможности. К тому же от болевого шока она сразу впала в беспамятство.

– Кстати, сэр, а каким образом убийца проник в ванную? – Оливия оживилась, ей показалось, что она нащупала зацепку.

– В качестве внутреннего запора используется крючок. Достаточно чуть приподнять дверь, ухватившись за ручку, и он легко выскакивает из петли.

Инспектор уже стоял на пороге, когда Оливия тихо спросила:

– А что будет с тем, кого вы собираетесь арестовать?

– О, за него не беспокойтесь! – Тревишем обернулся, коротко хохотнул и принялся загибать пальцы: – Убийство подельницы, покушение, кража… Чёрный колпак и последний кувшин эля ему обеспечен. Толковый адвокат, который дорожит своей репутацией, даже не рискнёт браться за это дело. Фемида, мисс Адамсон, – и он назидательно поднял указательный палец, – всё видит!

– Разве же она не слепа, инспектор? – прошептала ему в спину Оливия и задумчиво сдула серый цилиндрик пепла со стола.

Дверь пансиона захлопнулась, и шум мотора стих сразу же, как полицейский автомобиль завернул за угол Камберуэлл-Гроув.

Глава восемнадцатая, в которой артистов ожидают новые потрясения, а инспектор Тревишем и Оливия Адамсон с разницей в полчаса сталкиваются с наглым шантажом

Солнечное, впервые за множество дней ясное утро облегчения не принесло. События прошлого вечера и тягостной бесконечной ночи помнились во всех подробностях каждому постояльцу пансиона, и к завтраку спускаться никто не спешил.

Кухарка миссис Бекли, которая самым ранним поездом прибыла из Уэллингборо, куда ездила навестить любимую племянницу, единственная была ещё не в курсе произошедшей трагедии и весело мурлыкала себе под нос старинную песенку о трубочисте и принцессе, попутно взбивая яйца для омлета и жаря бекон. На кухне и даже в кладовой, к слову, царил ужасающий беспорядок, а в раковине громоздились грязные чашки, блюдца и осколки фарфоровых тарелок, но даже этот странный факт не мог испортить отличное настроение миссис Бекли, сердце которой трепетало от воспоминаний: помощник викария, джентльмен вполне приятной наружности и старше её всего лишь на восемь лет, весь прошлый вечер делал комплименты её стряпне, а после чая принялся рассуждать об одиночестве и непонимании, а также