Сложив руки на груди, мастер Киджи в пространной задумчивости уставился на труп зверски замученной им жены простого школьного учителя. Сделав для себя окончательный вывод, он встряхнул головой, перед тем как обратиться к недовольным таким исходом дела судьям инквизиции:

— Воистину, сила человека в его волосах. Ведь даже Самсон ослаб только после того, как любовница обрезала ему косы. Вот и она скончалась лишь после того, как ее волосы загорелись от серы.

Гравиус посмотрел на него, как на полного идиота. Оставив его «гениальное» открытие без комментариев, он сказал то, что обычно говорил в таких случаях:

— Смерть обвиняемой лишь только является подтверждением нашего подозрения. Дьявол умертвил ее изнутри тела, чтобы помешать ей сознаться. И так как она не хотела сделать признание при наличии явных хорошо известных нам признаков «ведьмы», инквизиция пришла к заключению, что Франческа Берони, безусловно, находилась в связи с Сатаной до самой последней минуты. Из чего однозначно следует, что ее тело нельзя хоронить по христианскому обычаю, и оно должно быть закопано шкуродерами под виселицей.

Ударив деревянным молотком по подставке, он дал понять, что в этом деле поставлена точка.

— Проветрите комнату. Завтра будем отдыхать, поэтому займемся Анной Лорини сегодня. Той, что при помощи восковой куклы отомстила за своего мужа и убила судью Сильвана.

— А она молодая? — вытирая пол от крови, стоя на четвереньках, спросил помощник и моргнул своему напарнику.

Мастер Киджи дал ему под зад крепкого пинка, и когда тот упал лицом прямо на окровавленный низ живота покойной Франчески, судьи грохнули от смеха. Растерянно оглядевшись по сторонам, не понимая, с чего вдруг им стало смешно, палач с заметным опозданием расплылся в идиотской улыбке, от чего судьи залились смехом еще сильнее, указывая на него пальцами. Лицо Гравиуса побагровело, а глаза увлажнились от слез. Он согнулся в приступе смеха и, сильно хлопнув ладонью по столу, в третий раз повторил одну и ту же фразу:

— Идиот, полный идиот…

* * *

Сатана взмахнул кистью руки, и видение, проявившееся в моей спальне, начало затухать, как прогоревшая свеча, пока полностью не исчезло.

— Проклятия этих мучеников пойдут впереди тебя на судный день. Что ты тогда скажешь Богу в свое оправдание?

Мне нечего было ему ответить, так как я действительно был шокирован увиденным. Когда я разрешил применять пытки, то во главу угла прежде всего ставил идею испуга ведьм и колдунов, чтобы быстрее развязать им язык. Сами же пытки должны были носить лишь символический характер.

— Теперь же знай, что на костре ты сжег праведника, ведь Йосеф никогда не помышлял о колдовстве. За это ты умрешь мучительной смертью. Я сделаю так, что люди станут называть тебя колдуном и чернокнижником.

Когда Сатана исчез, я почувствовал себя абсолютно больным и разбитым. Я понял, что он сказал мне правду и дни мои сочтены. И ныне своим Папским правом я требую от вас подвизаться в католической и апостольской вере, которую исповедует святая Римская церковь, и не изменять ничего из сказанного мною. Храните мое откровение вместе со свитком Сатаны втайне от всех, ибо в противном случае вы навлечете на себя высочайший гнев. И только смерть освободит вас от данного мне обета. Помните и запишите это очень ясно, чтобы знали будущие поколения священников Божьих:

Как только Гонорий закончил диктовать, лекарь дал ему выпить успокоительный отвар, и Папа сразу же впал в глубокий сон. Писарь дословно все записал и, запечатав свиток, передал его архивариусу. Тот, в свою очередь, решил, что надежней всего будет скрыть его от глаз людских среди великого множества таких же свитков, пылящихся в хранилище Ватикана. Среди них он и пролежал нераспечатанным двести пятьдесят лет, пока в 1475 году его не обнаружил хранитель секретного архива Григорио Пальмери во время переписи хранящихся документов.

/2011.09.10/14:30/

Равандуз

Вот уже на протяжении долгих сорока лет профессор Штейман сотни раз мечтал о нынешнем моменте истины — смысле всей его научной карьеры. Первым выйдя из гипнотического транса, во время которого он расписал мелом значительные фрагменты стены, он растормошил своих коллег. Трейтон потерял сознание от физической перегрузки, и ассистентам пришлось вынести его наверх, к еще не успевшим отойти от сильного испуга спецназовцам. Лейтенант Суарес ввел ему две полные стандартные инъекции с промедолом, и одеревеневшие мышцы Тома немного расслабились. Дыхание стало ровным, и только лопнувшие кровеносные сосуды на лице и вздутые на руках и шее вены свидетельствовали о сильном стрессе, который он едва пережил.

Тем временем профессор уже уверенно спускался в темный провал широкого коридора, разорвав мощным фонарем мрак пещеры. Доктор Майлз, Марта и ассистенты последовали за ним навстречу манящей неизвестности, с тревогой ожидая еще каких-то сюрпризов. Пройдя около десяти шагов, Штейман повернул за угол, но тут же отпрянул назад и прижался к стене. От его уверенности не осталось и следа. Дрожащим от волнения голосом, слегка заикаясь, он предупредил коллег:

— Нас, кажется, уже встречают. Доктор Мейерс, вам лучше спрятаться и не высовываться, пока я не скажу, а вы, господа ассистенты, стойте рядом с девушкой и ни в коем случае не вздумайте стрелять из ваших гаубиц, иначе будете потом соскребать нас со стен.

Осторожно шагнув за поворот, Майлз растерялся и застыл на месте, не в силах вымолвить ни слова. Метрах в десяти от него по центру прохода, освещенного вырывающимися прямо из стен языками пламени, он увидел классический образ Дьявола с козлиной головой, величественно восседавшего на золотом троне. На его лбу горела перевернутая пентаграмма, а глаза были налиты кровью. Кроме широких кожаных ремней, облегающих его крупное волосатое мускулистое тело, и черной набедренной повязки, на нем больше не было никакой одежды. Массивные крылья за его спиной опускались вниз до самого каменного пола, едва прикрывая мохнатые ноги и копыта. На золотых браслетах, стягивающих мышцы рук и ног, были выгравированы странные знаки, в которых Шон сразу же узнал такие же символы, как и на фотографиях Белуджи. Перед Сатаной стояли три абсолютно голые девушки-эфиопки с красивыми чертами лица. Та, что стояла по центру, с улыбкой протянула навстречу растерявшимся ученым золотую чашу для причастия. Две другие девушки поманили их к длинному столу, щедро накрытому изысканными яствами.