— Подойдите и вкусите от плоти и крови моей, и назоветесь сыновьями моими: Hoc est enim corpus meum. His est enim caiix sanguinis mei,[101] — услышали они низкий властный голос Дьявола, обратившегося к ним на латыни.

В памяти Майлза всплыло нечто похожее, описанное еще в раннем Средневековье христианскими святыми отцами, которых искушал Сатана во время длительных постов. Собравшись с духом, он зажег восковую свечу, которую вытянул из рюкзака, и сделал робкий шаг навстречу дьявольскому видению, читая молитву громко, чтобы выглядеть уверенней, прежде всего в собственных глазах:

— Во имя Господа, Бога Израиля, справа от меня — Михаэль, а слева — Гавриэль, передо мной — Уриэль, а позади меня — Рефаэль и над головой моей — Шехина Бога. Сатана, не знающий жалости и милосердия, свирепствующий против людей, поедающий плоть, пьющий кровь из артерий, развейся подобно дыму, удались от места впереди нас, удались от места позади нас. Да не встанешь ты, раскачивающий бурю, которого семеро и снова семеро, и два раза по семь ни по бокам, ни по сторонам — ибо еще не пришел отведенный тебе срок царства твоего, и не настало время вселять смуту в сердца человеческие. Амен!

На последних словах молитвы дьявольское наваждение исчезло.

— Надо же, просто исчезло, и все. И никаких обещаний отомстить и поджарить нас в Аду на медленном огне, — слегка бравируя, удивился Штейман.

Вместо изысканных яств, которые были поданы на золотой посуде, теперь на столе проявились экскременты всевозможных животных в потрескавшихся глиняных горшках. После того как исчезли и они, в воздухе осталось висеть жуткое зловоние. Профессор, в очередной раз протерев запотевшие очки носовым платком, обратился к доктору Майлзу:

— Ну вы даете, доктор! Надо признать, что на этот раз все выглядело очень реалистично, и даже я струсил и стоял, как наложивший в штаны кретин. Могу вас заверить, что если вам надоест унылая университетская возня со студентами, то без работы вы не останетесь. Вас ждет блестящая карьера экзорциста.

Майлз лишь растерянно улыбнулся в ответ и крепко сжал руку Марты, которая чем дальше, тем сильнее убеждалась в том, что ее переживания были не напрасными.

— А что это вы имели в виду: «которого семеро и снова семеро и два раза по семь»? — удивленно спросила Марта.

— Честно говоря, я понятия не имею, да и вряд ли кто-либо вообще сможет объяснить смысл этих слов без использования гематрии.

— Да, правильно. Осталось всего-навсего выяснить, какое математическое действие маг, написавший эти слова, подразумевал, а потом добавить или убрать единицу в конце, как это обычно делают каббалисты, не считая это серьезным нарушением, и — опля! Наиболее подходящий ответ из сотни возможных комбинаций готов! Ну а дальше — дело техники. Чтобы все поверили, прежде всего нужно поверить самому! — ехидно сказал профессор и добавил, обратившись к Марте:

— Теперь вы понимаете, какая веселая у них наука?

— У вас прямо-таки патологическая неприязнь ко всем мистическим течениям, — улыбнулась Марта.

— Нет, милочка, не ко всем, а только к тем, которые паразитируют на вере моих праотцов. В иудаизме и без каббалистов мистики предостаточно! Любые попытки этих философствующих псевдоученых экстрагировать из Священного Писания магию в результате приводят только к тому, что в глазах простых обывателей Тора приобретает демонизированный оттенок — иначе и не скажешь. Они начисто лишают ее своего оригинального, наполненного таинственной недосказанностью смысла.

Ученые проследовали дальше по коридору и, увидев по правую руку перед собой арочный вход, из которого исходил мягкий приглушенный свет, осторожно заглянули внутрь. Картина, которая предстала их взору, была насквозь пропитана исторической тайной и привела всех в изумление. И даже Марта, уже было собравшаяся три минуты назад все бросить и выйти из пещеры, прошептала, боясь нарушить тишину:

— Как тут все величественно! Я буду очень расстроена, если и это окажется всего лишь наваждением.

Прямо посреди просторного зала с высотой потолка не менее четырех метров, что было уже само по себе удивительным для искусственно вырубленного помещения в скале из твердого камня, на мраморном постаменте был установлен саркофаг из розового оникса. В трех метрах справа от него на вымощенном каменными плитами полу стояла менора из чистого золота. Она горела семью тусклыми огнями, как будто в нее только вчера налили масло.

— Похоже, на этом наши испытания закончились. Мы у заветной цели, — прошептал доктор Майлз.

— Снимайте, — скомандовал Штейман, отступая в сторону, чтобы впустить внутрь ассистентов. — Сначала саркофаг, а затем стены и менору. Стены фотографируйте в строгой последовательности — справа налево, поскольку вырезанный на них текст составлен на древнем иврите.

— Да это же точная копия книги «Дварим» из Пятикнижия Моисеева, — воскликнул доктор Майлз, подойдя вплотную к стене.

— Невероятно, но менора горит себе и горит. Как будто в нее только сегодня налили масло! Что вы теперь скажете, уважаемый профессор, насчет мистики и иудаизма, — обратилась к нему Марта.

— Уму непостижимо! Ее вид восхитителен, и она полностью соответствует описанию в Торе, — не веря своим глазам, едва прикасаясь кончиками пальцев к ее золотой поверхности с выгравированными на ней миндалинками, ответил Штейман.

— Всего их было сделано десять штук. Пять из них Соломон поставил справа от входа в Святая Святых Иерусалимского храма и пять — слева. Вес каждой из них составлял один кикар, то есть приблизительно шестьдесят восемь с половиной килограммов, и вся она целиком должна была быть отлита из цельного куска чистого золота. Древние евреи всегда любили этот драгоценный металл. Еще ветхозаветный Моисей использовал в общей сложности около двух тонн чистого золота при изготовлении переносного храма, в котором он провел первое богослужение вместе со своим братом Аароном, за четыреста лет до того, как Соломон построил первый Иерусалимский храм, — уточнил Шон.

Осмотревшись по сторонам, доктор Мейерс высказала свое предположение:

— Насколько я помню, в Мишкане[102] менора была всего одна, и Моисей установил ее на южной стороне. Теперь, если мы представим себе, что предметы в этом зале расположены в соответствии с тем, как они были установлены в Шатре общения,[103] то прямо перед нами должен находиться вход в Святилище, где был скрыт Ковчег Завета от посторонних глаз.

— Все это, конечно, очень интересно, уважаемая коллега, но кроме вырезанной на стене звезды Соломона я не вижу перед собой никакого входа в Святая Святых, — сгорая от нетерпения заглянуть внутрь саркофага, сказал профессор.