– Весело там было у вас, – с сомнением сказала Иванна. – Прямо Стругацкие.

– Вот именно в тот момент я поняла, что Сережа… – Дина вздохнула. – Ну не то чтобы он сумасшедший, нет, а просто меры не знает. Потому что в те годы тема про управляемые мутации плохо пахла. Даже откровенно воняла, на мой взгляд. Так я ему и сказала. Мол, сегодня комар, завтра – человеческий эмбрион… «Ну, зачем же эмбрион?» – непонятно отозвался Сережа. А я заявила, что лично мне неприятно развивать эту тему дальше, но я, по крайней мере, очень рада, что наш институт не располагает такой экспериментальной базой и таким оборудованием, чтобы всякие маньяки могли реализовывать свои проекты. «Какой ты, к черту, ученый? – заорал Сережа на меня. – Дура ты! Иди отсюда!» И я ушла. А через два дня вышла на работу и столкнулась с ним на лестнице главного корпуса. У него был очень виноватый вид. Я решила, что он готов извиниться, но Сережа сказал совсем другое. Он сказал: «Я наговорил тебе много того, чего не должен был говорить. Что-то на меня нашло. Пожалуйста, не говори никому. Никому, Дина, и никогда!» Он мне очень тогда не понравился. Совершенно был на себя не похож. Собственно, я и не собиралась никому ничего говорить. Но прошла неделя, и тут случился день рождения моей двоюродной сестры Альбинки. Когда уже уложили детей, поздних гостей и даже альбинкиного мужа, который еще некоторое время сопротивлялся и требовал продолжения банкета, мы с ней зависли на кухне с задушевными бабскими разговорами под коньячок. И я, уже и не вспомню, в каком контексте, стала ей с пафосом говорить о том, какая опасная у нас работа, как легко перейти можно грань и выпустить из бутылки джинна, и привела в пример Сережу с его идеей управляемых мутаций. «Кошмар! – ужаснулась Альбинка. – Это же страшное оружие, если хочешь знать!» Я стала жаловаться ей, что Сережа стал какой-то странный и нервный последнее время, а ведь дружили, общались и все такое. «А может, он завербован?» – на голубом глазу спросила Альбинка. В общем, безответственный треп двух пьяных женщин. Но с тех пор я не пью никакого алкоголя. Даже пива. Потому что, возможно, в тот момент я убила человека.

– Ну, вы преувеличиваете, – осторожно возразила Иванна. – Если моего отца и убили, то уж точно не вы.

– Подожди, ты кое-чего не знаешь. Альбинкин муж Павлик был солидным человеком, директором лучшей школы города, знаешь ли. И еще он являлся стукачом, осведомителем. Альбинка тогда была об этом не в курсе. Но она ему ничего и не рассказывала. Она вообще наутро слабо помнила, о чем мы говорили. Я вот что думаю: протрезвевший Павлик как пить дать сидел во время нашего разговора за стенкой, в туалете, и слышал все очень хорошо – общались мы эмоционально и на повышенных тонах. А потом доложил по инстанции. Лишь спустя несколько лет Альбинка узнала о том, чем занимается муж в свободное от работы время. Получилось так…

К Альбине пришел десятиклассник той школы, в которой директорствовал ее супруг, положил перед ней на стол распечатку статьи физика-диссидента Юрия Орлова «О причинах интеллектуального отставания СССР» и сказал:

– Ваш муж посадил моего отца.

– Паша? – не поверила Альбинка.

– Сволочь он, ваш Паша. Он посадил моего отца, – повторил мальчик. – Вот за эти бумажки. Он увидел их у меня на перемене… Я, конечно, тоже идиот – втайне от папы взял, хотел ребятам показать. Но показать не успел, а он увидел. Я его убью.

Отец того ученика был директором городского радио и конечно же в те годы являлся объектом повышенного внимания со стороны органов. И тут такая находка для КГБ – директор радио читает диссидентов. Готовит идеологическую диверсию. Красота.

– Ты у мамы один? – спросила помертвевшая от ужаса Альбинка.

– Еще брат у меня маленький, – срывающимся голосом ответил мальчик. – Два года ему.

– Ты теперь в семье за главного, – сказала ему Альбинка, – убьешь – и тебя посадят. Что маме делать тогда?

В тот же день она собралась и ушла из дома. Паша поймал ее на пороге, пытался объясниться.

– Ты же еврей, – Альбинка вырвалась и посмотрела ему в глаза. – Как же тебе не стыдно?!.

– Ромуська уснул, – сказала Иванна. – Какой он у вас хороший малыш. А у меня нога затекла. Давайте мы его на кровать переложим, а?

Теперь ей все было более-менее ясно. Отец сделал сенсационное научное открытие. Но совершенно по тому времени неуместное. Поэтому он находился в состоянии повышенной тревожности. А тут еще, видимо, понял, что за ним следят. И соответственно следят за мамой. Тогда версия Кроля правдоподобна – ученым нужно было исчезнуть, и они исчезли. И кто-то в институте им помог. Предположим, что…

– А теперь главное, – сказала Дина, вернувшись. – Я молчу об этом почти тридцать лет, и сейчас боюсь. Но лучше я тебе это отдам.

– Это? – не поняла Иванна.

– Ну не то чтобы отдам… – задумалась Дина. – Я скажу тебе, где это лежит.

Пока она говорила, ноги у Иванны затекли окончательно. И руки, и шея тоже. Потому что она боялась пошевелиться и что-нибудь пропустить.

Вечером, за два дня до происшествия с виварием, Сергей пришел к Дине домой.

– Ты все же где-то проговорилась, – заявил он ей, – и теперь за мной следят. И за Женькой.

– Нет! – испугалась Дина. – Тебе кажется! Ты просто устал.

– Дина, за нами следят, – мирно повторил он, – я точно знаю. Не морочь мне голову, просто молчи и слушай.

Сергей достал из кармана две пары часов…

– Я правильно говорю «две пары»? – спросила Дина. – Никогда точно не знала, как правильно – «две пары часов» или «двое часов».

Сергей положил перед ней на розовенькую клеенку кухонного стола две пары старых мужских часов из хромированной стали с одинаковыми черными кожаными ремешками и сказал, что это его самое главное научное открытие, другого, наверное, уже не будет.

– Спрячь, – попросил он, – и если со мной что-то случится, обязательно сохрани.

Тут Дина окончательно решила, что ее друг и коллега на нервной почве сошел с ума.

Чтобы не смотреть в его безумные глаза, она взяла часы и стала вертеть их в руках. Что говорить – она не представляла. Одни часы оказались с секундомером, другие – без. В остальном они были совершенно одинаковыми.

– Я говорила тебе, что Сережа был таким же гениальным, как Тесла, – снова прервала сама себя рассказчица. – Знаешь, ведь Тесла мог освещать целый город, находясь на большом расстоянии от него, на другом конце континента. Тысячи людей это видели, и никто не представляет, как он это делал. А твой отец мог изменить эволюционный процесс одним движением руки. Хоть бы они уже сгнили там, те часы…

– Слушай, я не сошел с ума. – Он сел на шаткую табуретку и теперь барабанил пальцами по столу. – Конечно, нервничаю, но в остальном… Слушай внимательно. Смотри. Модуль-генератор А меняет структуру человеческой ДНК в онтогенезе, тормозит время синтеза изофементов юг-эстеразы и снижает активность юг-эстеразы, критически замедляя время индивидуального развития в онтогенезе на этапе эмбрионального развития. Время жизни организма сокращается в семьдесят раз. Все взрослые и дети, получившие эту программу, фактически передадут ее уже прямому потомству. В правой руке ты держишь модуль-генератор А. Он заводится так же, как заводятся часы, и три секунды взаимодействует с эпидермисом. В дальнейшем программа передается при простом тактильном контакте от носителя к носителю.