– есть те, кто трудится и обеспечивает рог изобилия;

– есть те, которых кормят, но кто не работает (меньшее большинство);

– есть все остальные, которых не кормят (большее большинство);

Власть использует рог изобилия для глобализации власти. Глобальная механика власти используется для контроля труда. Идеология при этом призывает вознаграждать предприимчивость, а не труд, предохраняясь тем самым от какого-либо признания труда.

Труд имеет глобальных политических представителей – например, Китай. СССР не справился с этой ролью и в результате пал. Но власть труда еще не создана.

Те, которых кормят, поддерживают власть (которая их кормит, как они считают) и ненавидят труд. Но для них приходится придумывать занятость – от трудовой имитации до технологий «свободного времени», включающих в себя сеть, игры, наркотики, туризм и демократию. Они должны бояться попасть в число тех, кого не кормят. Тут проблема социальной организации идентична и в варианте реального «коммунизма», и в варианте «демократической свободы».

Изгои, те, кто не работает и кого не кормят, должны находиться в резервации и на грани выживания. Против них работают внутри – полиция и преступность, вовне – вооруженные силы, наемники и ангажированные комбатанты.

Теперь представим себе, что в глобальной политэкономической структуре (ее называют не совсем точно «геополитикой», где экономическое отождествлено с глобальной территорией) есть не один комплекс рога изобилия, а два или несколько. Ведь этого мы хотим и для себя (иметь «свой» рог изобилия), и для мира – «многополярный» мир.

Легко видеть, что такая установка в контексте роста реальных проблем глобальной власти означает конфликт мировой войны. Так как рог изобилия в нетрудовой политике является одновременно и средством глобальной власти, и источником ее кризиса. Шанс добиться желаемого при неравном старте (не в нашу пользу) есть только в том случае, если мы решим внутреннюю проблему рога изобилия, проблему труда. Идея пойти туда же, куда и уже существующая глобальная власть – в нетрудовую политэкономию в отношении труда, – заведомо проигрышна. При этом двигаться нужно дальше Маркса в теории и СССР – в практике.

То есть:

Нужно отделить реальную сферу труда (во всей ее внутренней сложности) как от его имитаций (так называемой «занятости»), так и от сферы экономической свободы и самодеятельности. Естественно, существующий Трудовой Кодекс этого различения не дает.

Политические права должны принадлежать только труду, включая военную и государственную службу. Ему же принадлежат и все способы политической организации.

Труд вознаграждается.

Свободная экономическая деятельность и самодеятельность вознаграждает себя сама. Она пользуется защитой власти. Но сама власти не имеет.

Можно вообще ничего не делать и жить на пособие, но без вознаграждения и прав.

Изгоев не будет. В этом солидарность и собственно социализм.

Мы понимаем, что реальный труд формирует меньшинство. Но именно меньшинству всегда принадлежит реальная власть.

В заключение необходимо прояснить идейный статус так называемого «мирового разделения труда» (МРТ).

Реальный смысл этого требования как политэкономического (а это именно требование) заключается в создании условий для контроля над трудом со стороны нетрудовой власти, как мы уже показали. Во-вторых, из требования МРТ вытекает неравное распределение продукта. При этом важно, что говорится тут не о «специализации, функциональном усложнении деятельности», а именно о труде, это принципиально.

Петербургский экономический форум 2016 года проходил в обстановке, когда ключевые западные игроки делали на мировом игровом поле все, чтобы изолировать Россию. В итоге на высоком политико-экономическом собрании об этой изоляции ничего не свидетельствовало.

Конечно, приехали не все, только самые смелые или самые нуждающиеся. Премьер-министр Италии. Председатель Еврокомиссии. Генеральный секретарь ООН. Бизнес.

Еще меньше событие соответствовало фантазиям возможно последнего вашингтонского мечтателя Барака Обамы о «порванной в клочья» экономике России. Слишком уж многие капиталы хотят вложиться в Россию, несмотря на дополнительные, специально и извне организованные для России страновые риски.

Неужели через асфальт внешней политики США, старательно копирующей устаревшие образцы времен холодной войны, пробивается зеленая травка человеческого к нам отношения, которое мы лет двадцать тщетно ожидали получить в ответ на свою любовь ко всему западному? Вряд ли.

Ситуация жестко прагматична, и дело не только в экономической привлекательности России, но еще больше – во все меньшей привлекательности глобальной экономической модели, навязанной миру США.

Классический кризис капитализма заключался в перепроизводстве, рос из противоречия между избыточными возможностями дешевого и массового производства (основанного на научном знании и научной организации) и дефицитом покупательной способности эксплуатируемого труда. Форд на своем первом сборочном конвейере ставил задачу приобретения продукта – автомобиля – самими рабочими, а ведь кроме них продукт должны приобретать и другие. То, что возможно на одном предприятии, невозможно на уровне экономики в целом.

Социалистический ответ состоял в распределении товаров по фиксированным ценам. Капитализм не придумал ничего, кроме войны за расширение рынков. Когда этот ресурс истощился (война, правда, при этом не закончилась), он начал финансировать потребление. Для этого понадобилась эмиссия (1:0 в пользу социалистической модели), долг потребителей стал неотдаваемым (списать его – и социализм победит окончательно, а пока – 2:0 в пользу последнего). При этом долг сосредоточен в тех странах, где больше всего потребление, прежде всего – в США. Они еще и вооружались за счет печатного станка. Теперь нужно найти способ списания долга за чужой счет – и это, конечно, будут другие страны. Не думаю, что остался хоть кто-то, кто этого не понимает и вряд ли кого-то это устраивает.

США будут перекладывать убытки на своих сателлитов, власть над которыми они получили по итогам Второй мировой войны и удерживают до сих пор: Германия, Европа, Япония. Плюс Британия. Плюс все, что можно, по мелочи. Для всего этого хозяйства предусмотрены два кабальных «транспартнерства» по именам двух океанов – Тихого и Атлантического.

Мы тоже после демонтажа СССР добровольно надели на себя ярмо глобальной власти США, но теперь выламываемся из него, вовремя сообразив, что нас ждет. Освободиться мы можем только политическими средствами – по понятной причине нехватки экономических ресурсов. Но без освобождения мы лишь продолжим эти ресурсы стремительно терять.

Китай надеется совершить тот же маневр, но за счет экономической мощи, переложив на нас риски политические и силовые, насколько это окажется возможным. В обмен мы просто обязаны получить с него соответствующую экономическую ренту. А европейцы пусть определяются: хотят терпеть дальше – пусть терпят, как справедливо заметил на форуме президент России.