Год таял как несколько снежинок, упавших на мою ладонь. Я чувствовала, как само время плачет на моей ладони и капает сквозь пальцы на землю, исчезая навсегда.

Девочки были солидарны со мной в том, что этот год заслужил богатую тризну, но справляли мы ее без сожаления.

Инка растянулась на полу с грацией хищной кошки. Футболка слегка задралась, обнажив крепкий, чуть выпуклый живот. Она уже месяц ходила на капоэйру, и это давало о себе знать – фигура приобретала четкость и плавность. Долгие годы занятий танцами не сделали из Инки мастера, но придавали достаточно уверенности в том, что ее тело способно на все. Даже удар пяткой в ухо, полученный на первой же капоэйре, ничуть не помешал той дерзости, с которой она, еще ничего не умея, прыгала в игре на ведущего группы.

– Главное не из чего не делать правила, – мурлыкала она. – Даже если человек сегодня заехал тебе в ухо, совершенно не обязательно, что он сделает это в следующий раз. Может, в этот день у него было плохое настроение или ему не удалось провести ночь с любимой девушкой… Но удар пяткой в ухо еще не означает, что он злыдень, который ищет, как тебя покалечить. Сегодня он – один, завтра – другой. Так же, как и мы.

Инка за минувший месяц изменилась. И самое главное, что все эти изменения не были кардинальными. Это не было превращение Золушки в Принцессу, когда под слоем грязи обнаруживается свежая кожа и отличный маникюр. Инопланетянка менялась как растение, которому приходит пора цвести. Она по-прежнему пренебрегала макияжем и укладкой волос, а всем видам одежды предпочитала джинсы с футболкой. Но теперь от нее исходило ощущение силы – как от лавы, медленно зреющей под тонкой горной породой. В ней чувствовалось клокотание подземных источников.

На капоэйре у Инки появился поклонник, оценивший то, что она единственная из всех девушек в группе носит облегающие майки без лифчика. Юношу звали Лев, и он отличался длинными русыми волосами, забранными в хвост, и неисправимой склонностью к романтике. Инка не была влюблена, но ей с ним было легко и интересно.

– И на данный период времени это именно то, что мне нужно, – говорила она, рисуя что-то пальцами на ковре. – Он мечтает о долгих серьезных отношениях. А я предложила ему устроить роман до гроба длиною в час. Он, бедолага, даже не понял, как это…

Зато мы хорошо понимали.

Есть только два способа жить: пытаться найти среди вре́менных вещей постоянные – и обманываться, или же относиться к вре́менному так, словно оно будет всегда. И этим снимается большая часть всех существующих вопросов и сомнений в духе «а стоит ли», «а надо ли», «а не пожалею ли я?».

Любой роман на час может стать вечным, а любая любовь, казавшаяся вечной, иссякнуть раньше, чем вы смахнете паутину иллюзий с ресниц.

С января Инка начинала вести свой тренинг.

Вышло это совершенно неслучайным образом, как и все в жизни.

Однажды она снова решила наведаться на контактную импровизацию в старый клуб. На этот раз занятие вел Дамир – танцор с десятилетним стажем, бывший ученик, а ныне – партнер Анжелы.

Когда-то в тридесятой жизни я – двадцатилетняя девочка с замашками недоучившейся балерины – смотрела на него как на кумира. Нет, это не было влюбленностью: о какой влюбленности может идти речь, когда смотришь на почти божественное существо? Тогда я еще не водила знакомство с Ангелами и ничего не знала о своей инопланетной природе. Дамир был гибким, стройным и подвижным как молодой леопард, для которого наши танцевальные залы – вольеры в зоопарке. Казалось, он должен танцевать где-нибудь в вересковых пустошах или азиатских степях, где хватит места для его энергии. Он не был красив: чересчур широко посаженные глаза, приплюснутый нос. Столкнувшись с ним в вагоне метро или на улице, я вряд ли бы обратила на него внимание. В обычной жизни он был избыточно вежлив, негромок и даже робок. Но во время танца, как это случается, Дамир преображался. Он словно закручивал вокруг себя вихри пространства, и тогда глаза его светились как у леопарда, вышедшего на охоту.

Я смотрела на него с тайным придыханием, не допуская и мысли о том, чтобы подойти и заговорить с ним на равных. Иногда мне выпадало счастье танцевать с ним, и эти моменты моя память потом засушивала и вывешивала на стену над моей кроватью как почетные грамоты.

В каком-то смысле я ему поклонялась как богу танца.

И вот теперь я снова стояла в зале, где Дамир вел урок. Странное ощущение… Словно я вернулась в первый класс: та же доска, по которой я скрипела мелом, те же парты и даже знакомые лица. Но только я сама выросла и уже не могу вместиться за парту. А учитель постарел и утратил ореол всемогущества.

Дамир по-прежнему был отличным танцором и учителем, но теперь я смотрела на него взглядом другого учителя и видела, какие промахи он допускает, ведя занятие.

Казалось, все было так просто и очевидно: он не слишком внятно объяснял задание, и некоторые участники-новички путались, не понимая, что нужно делать. Дамир любил употреблять словечки из танцевально-психологического сленга: «заземлитесь», «найдите центр», «осознайте», «пропустите энергию сквозь себя», «отпустите себя». Он рассказывал, что контакт – это взаимодействие энергий двух людей и что дыхание бывает двух видов – физическое и интеллектуальное.

Но я видела, что эти выражения, ясные одним, других лишь сбивают с толку. Новички растерянно моргали, пытаясь осознать – есть ли еще такие неудачники, или остальные понимают этот эзопов язык. Я стала тихо подплывать к отдельным бедолагам и объяснять им, где искать центр и как это делать, какие ощущения должны быть в теле, в животе, в ногах и руках. Это были индикаторы, доступные каждому, и люди расслаблялись.

Я наблюдала за Дамиром и заметила, что он очень плохо отслеживает состояние группы. Он слишком увлекался процессом: закручивался в вихре танцевальных эмоций, рисовал своим телом в пространстве причудливые изгибы. Лишь иногда его взгляд рассеянно скользил по участникам группы, но и тогда замечал очень мало.

Я просто кипела от ярости. Он пришел сюда не танцевать, а вести занятие, учить людей. В конце я не выдержала и подошла к нему, чтобы высказать все, что думаю о его стиле. К моему удивлению, он выслушал меня очень внимательно, впитывая каждое слово, и, когда я замолчала, сказал расстроенно:

– Да, мне говорили про эту ошибку. Но я не думал, что она так бросается в глаза.

– Еще как! – заверила я его. – Кроме того, твое наплевательское отношение к группе видно и по твоей речи. Ты говоришь на своем языке, даже не пытаясь перевести его на язык участников.

Я не особо стеснялась в выражениях, высказывая ему свою критику. Но Дамир не обижался: он жадно слушал, покачивая головой как мальчик-колокольчик. Я видела, что он не притворяется, и ему действительно важно услышать чужое мнение. Должно быть, Анжела ни разу не удостоила его критики, будучи по природе великой пофигисткой. А участникам группы не приходило в голову, что учителю можно делать замечания.

Видя его искреннее сожаление и интерес, я несколько остыла.