Я погрузилась в такую пучину сомнений, что не смогла себя извлечь оттуда даже с помощью йоги. В панике я позвонила Асе и попросила организовать в ближайшие дни внеочередное собрание клуба.

Мы собрались на следующий вечер под запах соснового аромата – Ася опробовала подаренную ей аромалампу. Одобрив Анечкины новые чулки – голубые с кружевной резинкой, я приступила к своей теме:

– Мне кажется, я опять делаю что-то не то…

– Это частая иллюзия, – заметила Анечка.

– Думаю, я совершаю очередную глупость…

– Что-то не вижу этой очереди, – хмыкнула Инка.

– Все идет не так, как я ожидала…

– По-моему, это характерный признак жизни. – Ася усмехнулась.

– Кажется, у меня завязывается роман, – призналась я.

– Ого!

На этот раз девушки оказались солидарны и заговорили наперебой:

– Так это же прекрасно!

– Как я за тебя рада, дорогая, ты не представляешь!

– Вот и чудно!

– Постойте-постойте! – завопила я. – Я сама пока не знаю, стоит ли этому радоваться. И нужно ли оно мне вообще?!

– А что не так? – поинтересовалась Анечка.

– Ну… я этого не планировала!

От взрыва хохота, грохнувшего в ответ, у меня чуть не заложило уши.

– Не смейтесь! – крикнула я с досадой. То есть применила самый верный способ усилить смех. – Вам легко, а я боюсь!

Я вскочила и в панике заметалась по квартире:

– Поймите же, это совсем не то, что я себе представляла! Он же младше меня на три года!

– Тебя это смущает?

– Ну… у меня никогда не было молодого человека моложе меня…

– Никогда не поздно начинать!

– …и я всегда представляла, что мой будущий мужчина будет меня старше. Желательно – намного старше.

– Так ты определись – тебе нужен папа или любовник?!

– Да не только в возрасте дело… Я же вообще не планировала сейчас никаких отношений. Думала пожить в одиночестве, стать сильнее, укрепиться в себе. Вот и думаю – не размениваюсь ли снова?

– Подожди-подожди, я, кажется, знаю, чего ты хотела! – Ася сложила руки в намасте и отвесила мне шутливый поклон. – Ты рассчитывала, что год будешь жить в очищающем душу одиночестве и медитировать. Предаваться аскезе и воздержанию. Избегать случайных связей и приемов нездоровой пищи. Совершенствовать свое тело и сознание йогой и фехтованием. И ты надеялась, что после этого года станешь просветленной и самодостаточной, а потом к тебе придет сам великий Кришна и скажет: «О, великий аскет, ты покорила мое сердце своей красотой и духовной силой! Не согласишься ли ты стать моей супругой и заниматься со мной парной медитацией до конца своей жизни?» Признавайся, ты рассчитывала именно на это?

– Ага, – вздохнула я.

– Я подозревала, что слово «аскеза» тебя возбуждает, – проворчала Анечка, – но не настолько же.

– Каждый Ангел в глубине души мечтает стать бодхисатвой, – подхватила Инка. – Дорогая, но это же гордыня.

– Да ладно, хватит вам. – Мои щеки вспыхнули от осознания истины. – Я просто совсем не уверена, что этот человек – тот, который мне нужен.

– Но ты никогда не узнаешь это наверняка, если не попробуешь, – невинно возвела очи горе Инка.

– Уверенность невозможно обрести, все время поддаваясь неуверенности, – веско произнесла Анечка. – И ты забыла главное – девушка-в-чулках сама творит свою жизнь. У нас не очень большой выбор ролей. Мы в своей жизни либо хозяева, либо жертвы. Других вариантов нет. Те, кто выбирает роль жертвы, бывают вполне удовлетворены жизнью, но те, кто становятся хозяевами, имеют шанс на счастье.

– А есть разница между удовлетворением и счастьем?

– Конечно, – вступила в разговор Ася. – Я бы сказала, что это вещи, по сути своей противоположные.

– Почему противоположные?

– Потому что удовлетворенный человек редко стремится стать счастливым. Удовлетворение связано с безопасностью, счастье – всегда сопряжено с риском.

– Не понимаю…

– Ну смотри. Чтобы стать счастливым, человек должен стремиться воплощать свои заветные желания. А это всегда чревато потерями – комфорта, удобства, уважения, денег.

– Отношения – это всегда риск, – заметила Анечка. – Каждый новый роман – как поход к новому парикмахеру: сколь бы ни были хороши рекомендации, нельзя заранее предугадать, останешься ли довольна.

На некоторое время мы все замолчали, и я смогла услышать, как Пофигистка, подкравшаяся под покровом темноты, прошептала на ухо: «Забей, мать! Забей, мать! Дай мне волю!»

Осень уходила быстрее, чем заполнялись страницы в ежедневнике. Мой график стал таким же переменчивым, как еще недавно мое настроение. Я буквально переживала вторую юность, но более осознанную и лишенную моей тогдашней панической неуверенности в себе. Я не спала ночами, флиртовала через Интернет с малознакомыми молодыми людьми, висела на телефоне часами – хотя уверяла всех, что это не мой стиль общения. Я вставала по выходным в одиннадцатом часу и неспешно, с удовольствием делала йогу. Я ходила на фехтование и читала в метро фэнтэзи. Меня, как в ранней юности, потянуло на косяки и старый рок. Включив в два часа ночи какой-нибудь старый альбом, я нагишом вытягивалась поперек кровати и впитывала звуки всем телом. Слезы и смех сменяли друг друга… Ветер в голове был свежее, чем дыхание близкой зимы на улице. Так много я и не смеялась, и не плакала уже давно…

Странный теплый октябрь с вечной хмуростью московского неба, с непрерывной слякотью был мне нипочем.

Дело было не только и не столько в новом романе. Хотя – кто поспорит? – начало любого романа всегда прекрасно, каким бы ни было его завершение. И я могла заново переживать все нюансы трепетного ощущения – нежность, граничащую с возбуждением, – которые вызывает сближение с новым любовником.

Но было и нечто другое в этой осени.

Я вдруг поняла, что устала от своей ревности и злости по отношению к Настасье. Обида, ненависть, гнев, раздражение – силки, в которые я попадалась каждый раз, стоило прозвучать ее имени, – стали тяготить меня. Я почти физически ощущала, как все эти чувства мутным илом лежат на дне души, мешая мне двигаться свободно.

Слыша упоминания о Настасье от общих знакомых, я в очередной раз приходила к выводу, что она в целом добрый и интересный человек, талантливый и общительный, открытый и ранимый… Почти такой же человек, как я. И мне даже стало казаться, что при ином раскладе мы могли бы подружиться.

Однажды я даже позвонила Асе и спросила ее:

– Скажи, а могу я попросить помочь мне простить Настасью?

– Ну, Ангел мой, что за странное желание! Если ты хочешь простить ее – тебе не нужна помощь тетради. Ты можешь это сделать в любой момент.