Мне казалось, голова моя лопнет, и я глотал парацетамол, словно конфетки. От всего этого напряжения у меня участилось дыхание. Алекс вела себя великолепно. Она ясно дала мне понять, что будет поддерживать меня, каково бы ни было мое решение: ехать в Лондон или остаться в Ливерпуле. Они с Лилли-Эллой, которая тогда была единственной моей дочерью, будут со мной, куда бы я ни отправился. Я беспокоился за жену и маленькую дочь: как они привыкнут к новой жизни в Лондоне, а в пульсирующем мозгу проносились все те же прежние опасения о моей футбольной карьере. Я знал, что должен поговорить с отцом. Тем вечером мы договаривались встретиться у отца вместе с братом Полом. Все вышло с наскока. Я спросил отца:

– Что ты думаешь? Что мне делать?

Отец был спокоен и, прежде чем я успел что-то сказать, заставил меня высказать все, что я чувствую. Я рассказал отцу и Полу, что, по-моему, клуб не выказывает мне ту любовь, которой я заслуживаю. Мне кажется, что они действовали не так быстро, как следовало бы. У «Челси» на меня серьезные намерения, а мои мысли всецело занимал Моуринью. Он вскружил мне голову. Мне хотелось играть в футбол для него. Но как только я так ясно все высказал, то растерялся и начал снова говорить о «Ливерпуле». Я гораздо больше говорил о «Ливерпуле», чем о «Челси».

Я был так близок к тому, чтобы навсегда уйти из «Ливерпуля», но час, проведенный с отцом и Полом, все изменил. В отличие от тех игроков, в чьем окружении люди видят лишь груды денег, у меня была любящая семья. Они задавали мне вопросы о моем самочувствии, а не о банковском счете:

– Что для тебя лучше? Что ты хочешь? Что будет важнее, если это случится или не случится? Сможешь ли ты перенести, если фанаты обернутся против тебя? Сможешь ли ты смириться с тем, что никогда больше не будешь играть за «Ливерпуль»?

Такими вот были вопросы, которые мы разбирали, сидя в отцовской гостиной. И ни один из них не имел отношения к деньгам. Всем было ясно, что, перейдя в «Челси», я заработаю еще большие миллионы. Но деньги не имели значения. Отец свел все к движущим мною мотивам – надежде, что у меня все получится и я как футболист завоюю трофеи.

Что для меня важнее: выиграть два-три трофея в составе «Ливерпуля» или в два, а то и в три раза больше, в составе «Челси»?

Вопрос повис в воздухе. Пока я все это переваривал, заговорил Пол. По-моему, ему отчаянно хотелось, чтобы я продолжал играть за «Ливерпуль», но прежде всего он был моим братом. Он сказал:

– Каково бы ни было твое решение, я – с тобой…

Пол не давил на меня, а просто поддерживал. Однако с тех пор он не раз повторял:

– Я так рад, что ты остался.

А отец проговорил:

– Если ты, глядя мне в глаза, скажешь, что на сто процентов хочешь этого перехода, тогда я буду с тобой до конца. Но не думаю, что ты так сделаешь.

Я не посмотрел отцу в глаза. Я был далеко не уверен по поводу «Челси». Я думал только о «Ливерпуле».

Отец почувствовал это.

– Не уходи, – наконец, проговорил он с убедительной простотой. – Не уходи из любимого клуба.

В одиннадцать часов вечера, в конце самого изматывающего дня в моей жизни, я позвонил Струану Маршаллу:

– Скажи в «Ливерпуле», что я хочу остаться.

Рик Пэрри, наверно, удивился, как никто, когда через несколько минут у него зазвонил телефон.

В пятницу, 8 июля 2005 года, я подписал новый контракт, сказав Рику, что нужно убрать пункт об освобождении от ответственности, в котором ранее устанавливалось, что мне можно перейти в другой клуб, если «Ливерпуль» не покажет хорошей игры. Я не хотел и думать, чтобы уйти из «Ливерпуля».

Зимой 2014 года мой внутренний диалог был куда менее мучительным. Летом 2005 года все было иначе, когда я оказался меж двух огней: и со стороны «Энфилда», и в собственных мыслях. В возрасте 34 лет я выбирал сдержаннее: я взвесил все варианты и решал, оставаться ли мне еще на один год в «Ливерпуле», не разрешив все опасений и сомнений, связанных с продолжением моей карьеры, или искать новые возможности для дальнейшего развития в Америке. Задачу облегчало то, что я разрешил многие сложности.

В отличие от 2005 года, когда я столкнулся с печальной перспективой вернуться на «Энфилд» и играть против «Ливерпуля» в синих футболках «Челси», теперь я был твердо убежден, что никогда не подпишу контракта с клубом, который может встретиться в матче с «Ливерпулем». Любой клуб в Англии или в Европе исключался. Единственным практически выполнимым вариантом, кроме еще одного года в «Ливерпуле», была Америка. Я сразу же почувствовал странное облегчение, когда решил, что семья будет на первом месте, а я буду рассматривать будущее, которое подойдет всем нам, а не только будет отвечать моим футбольным стремлениям.

Когда в ноябре 2014 года Струан рассказал мне о предложении «Ливерпуля», я мог бы без труда отправить его продолжать переговоры и настаивать на улучшении условий. Однако боль от того, что в матче с «Реал Мадридом» я остался на скамейке запасных, значила гораздо больше. Финансовая сторона любой сделки не очень-то меня интересовала, и поэтому Струан больше ничего не обсуждал с Яном. Я лишь поговорил с Бренданом. Я сказал:

– Послушайте, я получил предложение, и деньги тут ни при чем. Дело скорее во мне: мне нужно время подумать, что будет лучше для меня.

Брендан все понял, мы и всегда хорошо понимали друг друга. Он ответил, что я могу думать столько, сколько нужно.

Вскоре после того, как «Ливерпуль» предложил мне урезанный контракт, клуб попросил меня сняться в рекламе Nivea. Было понятно, что и вне поля я все еще что-то значу для «Ливерпуля». Однако я отказался.

В конце концов выбрали Джордана Хендерсона, и, увидев рекламу по телевизору, я почувствовал огромное облегчение. Участие в такой рекламе не для меня. Ко мне поступает уйма предложений о рекламе различной продукции с голым торсом, но я всегда говорю «нет». Может, поэтому-то я, в отличие от большинства ведущих игроков, никогда не требую у «Ливерпуля» пункта о правах на изображения. Струан пару раз уточнял:

– Нужен ли в контракте пункт о правах на изображения?

И я всегда отвечал:

– Нет.

Я слышал, что другие игроки в раздевалке обсуждают права на изображения и во сколько им это обойдется. Я же лично считаю, что это отвратительно, когда футболист требует у клуба права на изображения. По-моему, когда ты подписываешь контракт с клубом, ты передаешь им и права на свои изображения. Как бы то ни было, тебе хорошо платят, а ты на них работаешь. Возможно, в случае с Месси или Роналду все иначе.

Однако реклама Nivea стала одним из запросов клуба, от которого я смог отказаться. За все эти годы я уже выполнил столько коммерческих обязательств для «Ливерпуля», потому что это входило в обязанности капитана. Я достиг такого этапа в своей жизни, что был не готов и дальше делать это. Во всяком случае, теперь я слишком стар для этого, но я могу предоставить целый список того, от чего отказался за эти годы и что принесло бы большую финансовую выгоду. Моя карьера связана с футболом: меня не интересуют ни огромные деньги, ни статус знаменитости.