– Я случайно увидел ее бумаги у Кольбера. Его она сумела провести. Листы потертые, измятые. Чувствуется, что старые. Да вот только бумага, на которой Беатриса состряпала свою подделку, появилась значительно позже. Лет через тридцать после проставленной ею даты. Голландцы придумали особые мельницы, позволяющие тоньше размалывать волокна. А до этого бумага была более волокнистой.

– Откуда вы знаете такие тонкости? – удивился Бонтан.

– Мой отец был печатником.

– Тогда почему вы не арестовали самозванку?

– Усомнился в своих подозрениях, – ответил Маршаль. Он повернулся в сторону двери, как будто умел видеть сквозь стены. – Больше не усомнюсь.

Шевалье лежал на постели Филиппа, закутавшись в теплое одеяло. Рассеянно крутя в руках перо, он смотрел, как двое слуг заканчивают причесывать Филиппа и помогают надеть камзол.

– Куда собрался? – небрежным тоном спросил Шевалье.

– Повидать свою жену.

– А-а-а. К ней, значит…

Филипп отпустил слуг.

– Я прошу не говорить о моей супруге в столь оскорбительном тоне, – сказал он, поворачиваясь к Шевалье.

– Ты сам не раз говорил о ней в том же тоне.

Филипп направился к двери. Когда он проходил мимо кровати, Шевалье поймал его за руку:

– Скажи правду: чего ты хочешь от меня?

Филипп оттолкнул его руку:

– Я хочу, чтобы ты научился отдавать, ничего не требуя взамен. Ты способен на такое? Что бы ты ни делал для меня, у тебя всегда на первом месте стояла собственная выгода. Ты готов хоть раз подумать обо мне, а не только о себе?

– Конечно.

Шевалье – нагой и пылающий желанием – вскочил с кровати.

– Я не об этом, – отмахнулся Филипп. – Кстати, сегодня ты будешь спать у себя.

Шевалье попятился к кровати:

– Но у меня нет даже маленькой комнатенки!

– Я уверен, что ты легко найдешь себе какого-нибудь смазливого парня, который охотно предложит тебе подушку или задницу. Возможно, то и другое одновременно.

Оставив Шевалье раздумывать над сказанным, Филипп поспешил в покои Генриетты. Софи помогала ей одеваться. На ногах принцессы были новые ботиночки, украшенные самоцветами. На шее жемчужное колье. Оставалось лишь надеть плащ, подбитый мехом.

– Еще не поздно сказать «нет».

– Я хочу поехать, – подняв глаза на мужа, ответила Генриетта.

– Но зачем?

– Меня об этом попросил король.

– Нет, он тебя не просил. – Филипп подошел к жене, дотронулся до ожерелья. – Он тебе приказал.

– Я рада служить королю и Франции, – сказала Генриетта.

– Этим ты не вернешь его расположение. Да ты и сама понимаешь это, не правда ли?

Генриетта расправила складки плаща.

– Я и не пытаюсь вернуть его.

– В таком случае желаю приятного путешествия, – тихо сказал Филипп.

Сады и лужайки покрыл иней. В морозном воздухе чувствовалось, что скоро пойдет снег. Людовик проснулся. Конское ржание и людские голоса заставили его подойти к окну. Прижавшись лбом к стеклу, он увидел снующих слуг, которые загружали в кареты дорожные сундуки, мешки и ящики. Генриетта стояла в окружении придворных дам и гвардейцев, готовая усесться в карету.

Прикрывая наготу простыней, Атенаис тоже выбралась из постели и встала рядом с королем, поцеловав его в плечо.

– Я искренне восхищаюсь ею, – сказала она, глядя, как принцесса Генриетта садится в карету.

– Почему?

– Пускаться в путь, не успев окрепнуть…

– Вот она и едет, чтобы окрепнуть и набраться сил. Разве вы не читаете «Газетт де Франс»?

– Ах да! Совсем забыла: ее высочество едет в Виши. Какая досадная оплошность.

Мадам де Монтеспан потерлась носом об ухо Людовика.

– Я польщена оказанной мне честью. Вы, ваше величество, давно не навещали мою скромную опочивальню. Я боялась, что уже утратила ваше расположение.

Людовик обнял Атенаис и погладил по щеке:

– Вам придется сильно постараться, чтобы утратить мое расположение.

Мадам де Монтеспан снова поцеловала его и поспешила обратно в постель. Людовик продолжал смотреть на карету Генриетты, на ее бледное лицо в окошке. Пар его дыхания все сильнее туманил оконное стекло, пока оно совсем не утратило прозрачность.

Беатриса появилась во дворе перед самым отъездом. Софи уже собиралась сесть в карету.

– На пару слов, – прошептала она, взяв дочь за руку. – Будь предельно осторожна. Опасности подстерегают на каждом шагу. Это тебе понятно?

– Мама, какие опасности? – нахмурилась Софи. – С нами едет такая надежная охрана.

– Если что-то случится, не бросайся спасать свою госпожу. Лучше подумай о себе.

– Я…

– Желаю приятно провести время в Англии.

– При чем тут Англия? Мы же едем в Виши…

Беатриса молча отошла. Софи оглянулась на мать и тоже забралась в карету.

Они миновали версальские сады и въехали в лес. Дорога петляла среди деревьев, уходя в северном направлении. Генриетта рассеянно смотрела на пейзаж за окном. Чувствовалось, она глубоко погружена в свои мысли. Софи не давали покоя прощальные слова матери. В какой-то момент, не совладав с любопытством, она спросила принцессу Генриетту:

– Ваше высочество, а правда, что мы едем совсем не в Виши?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Генриетта.

– Я… подслушала разговор горничных.

Генриетта неохотно кивнула:

– Его величество отправил меня в Англию для встречи с моим братом, королем Карлом.

– А зачем? – с детским простодушием спросила Софи.

– Довольно вопросов! Если я добра к тебе, это еще не значит, что можно забывать о придворном этикете. Одна из главных добродетелей фрейлины – умение быть тактичной.

– Простите, ваше высочество, – пробормотала Софи.

Генриетта вновь повернулась к окну.

– Нам придется некоторое время провести в мужском мире. Но нам вовсе не следует подражать поведению мужчин.

На крутом повороте кучер придержал лошадей. Софи залюбовалась стаей белых голубей, рассевшихся на нижних ветвях дерева у дороги. Само дерево она толком не видела и уж тем более не видела холмика, возвышавшегося позади. Там сейчас стоял рослый человек в плаще с откинутым капюшоном. Он следил за каретой. На его лице играла наглая, кровожадная ухмылка. Его арбалет был нацелен на кучера. Человека звали Мишель. Как назло, целиться ему мешала поздняя муха, мельтешившая перед глазами. Мишель отогнал ее, пригнулся. Оставалось лишь нажать курок. Но в этот момент ему в висок уперлось дуло мушкета. Обернувшись, Мишель увидел шестерых мушкетеров и королевского первого камердинера Бонтана. Бонтан улыбался, дерзко и торжествующе. Такой отвратительной улыбки Мишель не видел даже у герцога Кассельского.