– Сегодня тут почти нет сети, – отозвалась Сесиль. – Позвони лучше с домашнего, он в передней.

Стоило Орельену выйти, как в комнате повисла напряженная тишина. Через несколько минут он вернулся, на нем лица не было.

– Все пропало, – с ходу объявил он. – Два часа назад ее вызвали к директору, и она во всем призналась. Она собиралась все отрицать, но, увидев статью, раскололась, у нее просто голова пошла кругом. Она очень сожалеет и просит всех нас ее извинить; я сказал, что ей вообще не за что извиняться, что во всем виноват я и что ей достанется больше всех. Ужасно обидно, тем более что блокировка записи сработала идеально, но у нее не хватило духа упомянуть о камерах.

– Что с ней теперь будет? – спросила Сесиль.

– Ее, разумеется, отстранят через день или два. Затем проведут дисциплинарное расследование, и ей грозит увольнение, без предварительного уведомления и выходного пособия.

Он замолчал; в комнате снова воцарилась тишина.

– И во всем виноват я, только я… – спустя несколько секунд повторил Орельен жалобным тоном.

Никто ему не ответил, да и что тут ответишь. Незачем его добивать, подумал Поль, но, конечно, лучше бы он держал язык за зубами. Пока его не было, он просмотрел статью до конца и понял, что сам тоже огребет по полной, да и цель этого предприятия теперь стала ему абсолютно ясна: навредить Брюно. Любопытно, что вредоносность прессы, растерявшей почти всех читателей, только усилилась в последние годы, теперь ей под силу разрушить чью-то жизнь, и она не отказывает себе в этом удовольствии, особенно в предвыборный период, сейчас уже даже необязательно затевать судебное разбирательство, простого подозрения вполне достаточно, чтобы уничтожить человека.

– Если она потеряет работу, – сказал Орельен срывающимся голосом, – ей не продлят вид на жительство. Я не могу жениться на ней, пока не разведусь, а развод зависит от Инди, она может затянуть этот процесс на годы, только чтобы меня позлить, с нее станется. – Он запнулся, казалось, он сейчас потеряет сознание, потом он рухнул на диван и разрыдался.

Сесиль и Эрве не способны были двинуться с места, словно под действием наркоза, Сесиль даже пальцем не пошевелила, чтобы утешить брата, его слабость и ранимость привели к катастрофическим последствиям.

– Мне плохо, я, пожалуй, поднимусь к себе, прилягу, – сказал он через минуту и пошел наверх.

Прошло еще две минуты, по-прежнему в гнетущей тишине, и Поль стал читать дальше. Сесиль изображалась в статье “фанатичной католичкой, близкой к ультраправому движению «Сивитас»”.

– Какая мерзость, – возмутилась она, – это наглая ложь.

– Да, – спокойно ответил Поль, – но “близость” довольно расплывчатое понятие, тут нет откровенной клеветы, и вряд ли можно будет подать на нее в суд на этих основаниях.

Скорее всего, говорилось в статье, пациента не случайно удерживают в Вилье-Моргоне, ведь эта коммуна Божоле, ставшая прибежищем капуцинов Моргона, интегристской католической группировки, отвечающей за систему капелланской службы в “Сивитас”.

– Что за бред? Ты знала об этом? – спросил он сестру.

– Нет, конечно.

– А ты, Мадлен? Ты знала о существовании моргонских капуцинов?

– Нет, не знала.

– Я позвоню священнику Вилье-Моргона, – предложила Сесиль. – Он хороший человек и должен знать, что происходит в его приходе, в конце концов.

Когда она вернулась через некоторое время, вид у нее был озадаченный. Действительно, сказала она, в монастыре Святого Франциска поселилась община капуцинов-традиционалистов. Священник не поддерживает с ними связи, но знает их, и он в курсе, что они являются капелланами “Сивитас”. Тем не менее он, хоть и не разделяет политические взгляды “Сивитас”, отказывается осуждать капуцинов. Они всегда жили в бедности и в служении Господу, и он считает их добрыми христианами.

Далее Инди обрушивалась на Поля, именуя его “мозгом и кошельком операции”. Кошельком еще куда ни шло, он все же оплатил медицинское оборудование. Что касается мозга, то вряд ли, эту роль играл все же Бриан, но его невестка, очевидно, не зашла так далеко в своем расследовании. Затем она упомянула, что он “влиятельный сотрудник министерства”, к этому, собственно, она и клонила. “Внушает тревогу, – негодовала она, – тот факт, что наиболее реакционные группировки ультраправых католиков находят поддержку на самом высоком уровне госаппарата”. Заголовок “А фашики-то где?” заиграл тут всеми красками. Ловкая статейка, ничего не скажешь, подумал Поль. И удивился своей отрешенности и спокойствию, можно подумать, это не касается его напрямую, но решил все же поговорить с Брюно. Теперь уже он пошел к телефону в передней.

Брюно ответил почти сразу.

– Я рад, что ты сам позвонил, – сказал он, – мне не хотелось тебя опережать. – Его голос звучал оживленно, почти весело, без признаков паники, Полю приходилось наблюдать его в куда более напряженном состоянии во время деловых переговоров. – Ну ты это прочел, я полагаю…

– Да. Наверняка статью уже везде перепечатали.

– Именно что везде. Прежде всего, хочу задать тебе очень простой вопрос: изложенные там факты соответствуют действительности?

– Да. Все правда за исключением нескольких деталей.

– Хорошо. Я, в общем-то, так и думал. Не скрою от тебя, в предвыборном штабе переполох. Солен Синьяль сама не своя, она бесится, потому что прекрасно понимает, что тут главное – навредить мне, но понятия не имеет, откуда ветер дует. Фактически выгодно это только кандидату от “Национального объединения”, остальные слишком сильно отстают в опросах, но она не усматривает ни малейшей связи между “Национальным объединением” и этим журналом, кроме того, движения против эвтаназии скорее вписываются в линию этой партии и никак не противоречат ее идеям, если допустить, что таковые вообще у них имеются, короче, она не знает, что и думать, и хочет немедленно с тобой увидеться. Я объяснил ей, что это невозможно, что ты сейчас с семьей, и мне удалось немного ее утихомирить, но все же хорошо бы нам в воскресенье утром провести короткое экстренное совещание.

– Да, утро воскресенья мне подходит, я могу вернуться завтра на машине и прийти в воскресенье, когда скажешь.

– Ок, я перезвоню ей и сразу тебе. По этому номеру?

В ожидании звонка Брюно Поль прошел по коридору к главному выходу, открыл дверь и долго смотрел на солнце, садившееся за виноградниками. Он подумал, что кое-какие ответы на вопросы Солен Синьяль у него есть. Незачем искать тут какие-то политические махинации, это ложный путь, все дело лишь в израненном, уязвленном самолюбии его невестки, которая готова на что угодно, чтобы о ней заговорили, тем более если заодно ей удастся им навредить. Да, никаких загадок тут нет, но он не мог объяснить это Брюно, не так сразу, это не телефонный разговор. Поэтому, когда тот перезвонил ему через несколько минут и спросил: “В восемь утра в воскресенье в моем