— Си, серто — ответил тот и тоже поднялся.

— Что ж, господа, — засуетился Стоцкий. — Раз все за… Алишер, скажи Джованни, чтобы не торопился с ужином, — обратился он к Стахоеву.

— Да, мессир, — ответил тот.

— Катенька, я надеюсь, вы не откажетесь пройти с нами?

Катя холодно улыбнулась. Можно подумать, она могла отказаться.

— Разумеется, нет.

— Вот и отлично. Прошу, господа.

Генрих подошел к книжному шкафу, что-то нажал, и тот бесшумно отъехал в сторону, открывая проход в соседнее помещение. Под потолком вспыхнули светильники, открывая вид на игорный зал.

Катя удивленно вздохнула. Ничего себе. Натуральный Лас-Вегас.

В комнате, обитой темным бархатом, расположились несколько игральных столов, с низко висящими над ними лампами, огромный бар с напитками и длинная стойка.

Стоцкий прошел к одному из столов.

— Собственно, вот и мое последнее приобретение, — довольно заявил он.

Гости подошли ближе, рассматривая новинку и расхваливая какие-то непонятные Кате особенности, но она не слушала их. В голове неотвязно крутился вопрос — для чего она здесь?

Внутри все тревожнее звенела интуиция. Господи, только бы выжить и выбраться отсюда.

Стоцкий неожиданно оказался рядом и потянул Катю за собой.

— Ты же не прочь понаблюдать за игрой, Катенька? — вроде бы шутливо спросил он, но Катерина почувствовала, как задрожали щиты и поняла, что Генрих не оставляет попыток добраться до ее источника.

— Думаю, это будет интересно, — равнодушно отозвалась она, позволяя. Стоцкому забрать немного энергии. Она сделала вид, что, пусть не полностью, но восстановилась.

— Уверен, тебе понравится, — предвкушающе усмехнулся Генрих.

Катя ничего не ответила. Она отошла к бару и, взяв в руки бокал с шампанским, присела на высокий стул.

"Что ж, — подумала она. — Посмотрим, для чего все это затевалось"

Тем временем, мужчины заняли места за овальным столом, и игра началась.

Катя ничего не понимала в покере. Она никогда не увлекалась картами, и сейчас, слушая непонятные слова, которыми обменивались игроки, очень об этом жалела.

"Ставка", "В игре", "Поднимаю"… Незнакомые значения увлекали, бесстрастные лица игроков завораживали, сидящий в центре Отбирающий, который раздавал карты и вел игру — Катя не знала, как правильно назвать то, что он делал, но неотрывно следила за его невозмутимой физиономией, — казался карточным богом местного масштаба.

Она наблюдала за горками фишек, которые перекочевывали в центр стола, и понимала, что игра идет по-крупному.

Суммы, звучащие из уст игроков, подтверждали это понимание.

"Двести тысяч…", "Принято. Ставка двести тысяч…", "Принято", "Принято…", "И принято", "Шестеро в игре…"

Невозмутимый Отбирающий называл имена игроков, а Катя следила за тем, как те поддерживают игру или пасуют, и пыталась определить, кто выбивается в лидеры. Ну, или как там правильно?

Раунд шел за раундом, ставки становились все выше, напряжение росло.

— Алишер, принеси мне коньяка, — попросил Стоцкий. — Господа, не стесняйтесь, напитки в вашем распоряжении, — добавил он, окинув взглядом своих гостей.

Стахоев молча подал Генриху бокал.

За столом звучали все большие суммы ставок.

И все чаще раздавалось "Пас".

И, наконец, наступил момент, когда в игре остались только двое — Стоцкий и Терсенов.

Катя, не отрываясь, смотрела на Костаса. На первый взгляд, он был совершенно спокоен, но она чувствовала, как где-то там, под этим наносным спокойствием, тревожно бьется его сердце. Господи, она сама не понимала, как, но она чувствовала Костю. Чувствовала всем своим существом, всей своей одинокой и истосковавшейся по нему душой.

— Генрих Альбертович?

Отбирающий вопросительно посмотрел на Стоцкого.

— Пять миллионов, — ответил тот и небрежно подвинул фишки.

— Константин Сергеевич?

— Десять миллионов, — спокойно произнес Терсенов.

Гора в центре выросла.

— Ваше слово?

Отбирающий снова обратился к Стоцкому.

— Двадцать миллионов, — после небольшой паузы, выдохнул Генрих.

Его лицо застыло неподвижной маской, и лишь указательный палец правой руки чуть постукивал по фишкам, выдавая волнение.

— Константин Сергеевич?

Отбирающий повернулся к Терсенову.

Костас не торопился с ответом. Он слегка приподнял карты и заглянул в них, а потом, пристально посмотрел Стоцкому в глаза. Тот не отвел взгляд.

Минута, другая…

Катя чувствовала, как растет напряжение, и не могла сдержать собственное волнение.

Ей казалось, что игра отошла на второй план, и речь теперь идет совсем не о деньгах. Уж больно много силы искрило между Генрихом и Константином.

В комнате стало тихо. Все замерли, глядя на игроков и пытаясь понять, что происходит.

— Сорок миллионов, — медленно произнес Терсенов.

Стоцкий усмехнулся уголками губ и, глядя Константину в глаза, тихо произнес:

— Восемьдесят миллионов и…

Он сделал паузу, а потом, дождавшись, пока стихнут удивленные возгласы, добавил:

— И Катерина.

За столом повисла напряженная тишина.

Катя почувствовала, как горло сжал спазм. Проклятый Генрих. Выставил ее на кон, словно неодушевленную игрушку.

Она с ненавистью посмотрела на старика. Неужели, он так уверен в собственных силах? Или просто хочет поймать Костаса, забросив ему привлекательную наживку?

И внезапно она поняла, почему Генрих так нахваливал ее перед гостями. Аетерна соурсе. Он не зря представил ее именно так. Вероятно, изначально планировал поставить на кон и разыграть нужную комбинацию. И ведь как виртуозно подвел всех к игре. Вроде как и не планировал ничего заранее.

Катя обвела глазами игроков. Каждый из них мог иметь что-то, что было интересно Стоцкому. Понять бы только, что имеет Терсенов?

Ее взгляд метнулся на Костаса. Тот был спокоен и собран, но она ощущала, как тяжело ему выдерживать давление Генриха.

Константин незаметно заглянул в собственные карты и напряженно посмотрел на своего противника, видимо, просчитывая варианты.

Минута, другая… Наконец, Костас решился и негромко произнес:

— Сто шестьдесят миллионов и полный пакет акций "Интелкома".

— И это все? — насмешливо протянул Генрих, и глаза его довольно блеснули. Именно в этот момент Катерина поняла, что Стоцкий дождался своего. "Интелком" — вот чего он хотел от Костаса.