– Неужели магия и такое может? – тихонько спросил Тангейзер, повернувшись к сидящему у стены Аллатону. – Чтобы всех разом…

– Магия всякое может, – ответил пандигий. – Нет, не все, конечно, но очень многое.

– Страшная сила… – покачал головой Тангейзер. – Вам самим не бывает жутко от собственных способностей?

– Нет, – Аллатон едва заметно улыбнулся, причем веселой эту улыбку никто не назвал бы. – Как может быть жутко от ощущения собственного могущества? А вот когда это могущество не помогает… да, тут приятного мало.

– Иногда мне хочется побыть магом, – продолжал Тангейзер, явно стараясь улучшить удручающую атмосферу.

Но никто на эти слова не отреагировал.

Правда, минуты через три выяснилось, что как минимум один участник экспедиции принял их во внимание. Это был Дасаль. Не меняя позы и не отрывая взгляда от пола, он забормотал словно и для себя, но так, чтобы это было слышно другим:

– Что за белиберда? – раздраженно проскрипел Хорригор, прервав новоявленного поэта. – Вы нас сегодня решили совсем доконать? При чем тут кирпичи и табуретки? Вы когда-нибудь видели, чтобы мы с Алом крутили ушами табуретки? Или вы просто бредите?

– А при том! – вдруг вызверился на иргария груйк, решив, видимо, что лучшая защита – это нападение. – Если бы этой вашей магии-шмагии не было, никто бы тут не окочурился! Понапридумывали всякой муйни-шмуйни, а из меня крайнего делают!

– Это называется: с больной головы на здоровую, – заметил Шерлок. – Не надо было ничего трогать, Дасаль.

– А я и не трогал! – с невинным видом заявил груйк. – Просто случайно задел, там же развернуться было негде!

После столь неожиданного и беспардонного утверждения в башне наступила ошеломленная тишина. Ее нарушил сам же Умелец.

– И вообще, я к вам в компанию не набивался! – чуть ли не завизжал он, вскочив на ноги и распаляясь все больше. – Уговорили, заманили! А у меня были совсем другие планы! Я, может, по театрам хотел походить, повысить свой культурный уровень! А вы меня развели, как последнего лоха! Жизнь спасти в Галактике, то-се, пятое-десятое! Я и повелся! Вы же специалисты восьмидесятого уровня, маги-шмаги и все такое… Что ж не предупредили?! Откуда мне было знать, для чего там вся эта хренотень наворочена? А раз не предупредили, так и нечего мне предъявы кидать! Думаете, если я из провинции, то можно на мне ездить? Ну нет уж! Университетов ваших не кончал, но в жизни кое-что понимаю. Без этой вашей магии!

На этот раз тишина висела гораздо дольше. Дасаль, тяжело дыша, застыл в позе боксера, готового отбить любую атаку противника. Потом понял, что маги не собираются превращать его в пыль за такую эскападу, и вновь с независимым видом присел на корточки.

– Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим, – вдруг изрек Спиноза.

– Сам ты буйвол, железяка! – на всякий случай буркнул Умелец, хотя и не понял, что хотел сказать этой фразой супертанк.

А вот Хорригор высказался гораздо более доходчиво, повторив, по сути, суждения Шерлока о способностях груйка.

– Вам в театр не ходить надо, – сердито произнес он. – Вам там играть надо. Публика валом будет валить на такого артиста. Это ж надо так все перевернуть с ног на голову!

– Демагогия, что называется, в неразбавленном виде, – покачав головой, добавил Аллатон.

– Фильтруйте базар, кудесники! – ощетинился Дасаль. – Я в ваших оценках не нуждаюсь, вы лучше себя оценивайте, белые вы мои и пушистые. Я, между прочим, никаких войн в Галактике не вел и трупами свой путь не устилал, как некоторые… не будем показывать пальцем.

Хорригор возмущенно засопел, Аллатон даже приподнялся на сиденье, явно собираясь вступить в полемику, но тут Шерлок взял на себя роль миротворца.

– Господа, а не кажется ли вам, что для участников столь важной, я бы сказал, общегалактической миссии, мы ведем себя слишком… м-м… буйно? – рассудительно начал он. – Давайте остудим свой пыли направим нашу энергию в другое русло. Должен признать, что был не прав, не возражая против участия в экспедиции господина Дасаля. Но время вспять не повернуть, и нужно принимать реальность такой, как она есть. Я не сторонник противоправных действий, но если вы, Дасаль, еще хоть раз дернетесь, – следователь сурово взглянул на груйка, – то придется вас изолировать до окончания нашего пребывания на Гренделе. А потом можете на меня жаловаться… если совести хватит.

– Совести у меня навалом, – осклабился груйк. – Даже поделиться могу. И заметьте, не я тут распальцовку затеял. Просто терпеть не могу наездов. Не на того напали! На меня как сядешь, так и слезешь!

Очередной выпад вконец распоясавшегося груйка оказался тем самым шилом, от укола которого у Дария Силвы лопнуло терпение. Стремительно развернувшись вместе с креслом, он наставил палец на Дасаля и громко и отчетливо произнес:

– Как командир боевой транспортной единицы заявляю: если вы не прекратите нагнетать конфликт, то именно слезете и дальше пойдете пешком. Деятельность экспедиции приравнивается к участию в боевых действиях, и я имею полное право избавляться от лиц, нарушающих дисциплину. Не мешайте работать, стрелять-попадать!

– Молчу, молчу, молчу! – покорно поднял руки груйк. – И вообще, пошел в туалет.

Он поднялся на ноги и направился к выходу.

– Воду не забудьте спустить после себя, – мстительно буркнул ему вслед Хорригор.

Уроженец макатронской глубинки замедлил шаг и начал оборачиваться, явно не собираясь оставлять без ответа этот выпад. Но тут боевая машина дернулась, резко ускоряя ход, и Дасаля вынесло в коридор. И Спиноза тут же вернулся к прежнему режиму передвижения.

– Хороший финт, Беня! – одобрил Тангейзер. Повернулся к сидящим вдоль стен магам и Тумбергу и покачал головой: – Ну и тип!

– Все нормально, – сказал Тумберг. – Просто он знает, что виноват, вот и ерепенится. Не надо к нему цепляться, ему и так несладко.

– Да это понятно, что несладко, – проворчал Хорригор. – Только мы его на это не толкали, а напротив… И ну до чего же изворотливый субъект!

– Что да, то да, – кивнул Тумберг. – Но давайте не будем. Войдем, так сказать, в положение.

И вошли – вернувшегося из туалета Дасаля встретили общим молчанием. Груйк тоже не стал затевать разговор. Присел у стенки и уставился на экран, где по-прежнему тянулась дорога, отделенная от темной равнины цепочками фонарей на обочинах.

Силва связался с орбитой и, не объясняя причины, информировал Мурманского о возвращении в столицу. Задавать вопросы командир транспортника не стал, просто принял к сведению это сообщение. Голос у него был сонный – вероятно, Дарий его разбудил. Уже объявив об уходе со связи, Ярила спохватился: