В конце месяца ситуация стала еще яснее. Граф Нортумберленд попытался получить право охранять Марию, но Лоутер отказал ему в доступе к ней. Елизавета же официально препоручила Марию заботам лорда Скроупа из Болтона[87]. Скроуп был попечителем Восточной пограничной марки и комендантом замка Карлайл. Елизавета также направила туда своего вице-канцлера, сэра Фрэнсиса Ноллиса[88], которому предстояло стать попечителем Марии. Ноллис был 55-летним опытным придворным, близким другом Елизаветы, а его многочисленные родственники связывали его с большинством знатных семей Англии. Его дочь Летиция, овдовевшая после смерти графа Эссекса, недавно вышла замуж за Роберта Дадли, графа Лестера[89]. Хотя Ноллис был пуританином, он оставался другом Марии, тогда как многие другие из близкого окружения Елизаветы были заклятыми врагами шотландской королевы. В Лондоне граф и графиня Леннокс нанесли визит Елизавете и истерически требовали, чтобы Марию судили за убийство.

Тем временем Мария создавала собственную дипломатическую службу: она послала Херриса в Лондон с письмами для Елизаветы и Сесила, лорду Флемингу были даны инструкции нанести визит во Францию с письмом к Екатерине Медичи, заверяющем ту в неувядающей любви Марии. Екатерина, со своей стороны, написала Елизавете и поблагодарила ее за то, что та заботится об интересах Марии, а также отправила в Лондон месье де Монморена в качестве посла. Подразумевалось, что Екатерина от души благодарна Елизавете — ведь теперь Мария была ее проблемой. Инструкции Марии Флемингу были, однако, гораздо более взрывоопасными. Поскольку Елизавета не собиралась употреблять силу для того, чтобы восстановить Марию на шотландском престоле, и, более того, оказала поддержку Морею, Мария теперь просила Францию предоставить ей две тысячи пехотинцев, а также деньги для найма пятисот кавалеристов, приобретения артиллерии и боеприпасов и отправки их в Дамбартон. В качестве платежного средства могли быть использованы ее драгоценности, все еще находившиеся во Франции. Мария предупредила французского короля о шотландских агитаторах, прибывавших во Францию, и советовала ему не принимать никого, кроме носителей паспортов, подписанных ею. Флеминг также вез письмо с аналогичными требованиями кардиналу Лотарингскому. На самом деле Флеминг не уехал дальше Лондона, где его остановил Сесил. Карл IX был избавлен от постыдной необходимости ему отказать. Мария отправила Херриса в Лондон, с тем чтобы разрешить все сомнения, какие могла иметь Елизавета. Письмо начиналось с искренней просьбы о личной встрече, однако Мария добавляла: «Если по какой-либо причине я не могу приехать к Вам, хотя я добровольно предала себя в Ваши руки, Вы, я уверена, позволите мне искать поддержки других союзников — ведь, благодаря Господу, у меня их достаточно». То была неразумная угроза человека, находившегося в уязвимом положении, и Елизавета спокойно проигнорировала ее. Мария жаловалась дальше: «Меня держат в Вашем замке как пленницу уже 15 дней, а по прибытии Ваших советников мне было позволено не отправиться к Вам, но всего лишь поведать Вам истину о моих бедствиях». Под конец она вспомнила о своих манерах: «Я не могу не поблагодарить Вас за благожелательный прием… особенно со стороны помощника коменданта мистера Лоутера, который оказал мне любезность без прямого на то приказа».

В тот же день Скроуп и Ноллис встретились с Херрисом, который собирался отбыть в Лондон, и все трое принялись обсуждать сложившееся положение. Одно из самых серьезных опасений Елизаветы, несомненно, состояло в возможности, хотя и весьма отдаленной, появления в Шотландии освободительной французской армии. Тогда Елизавете пришлось бы ответить на это введением туда собственных войск; восемь лет назад она уже оказывала помощь силам Реформации. Эта кампания оказалась весьма дорогостоящей, и Шотландия выиграла больше, чем Англия. Все стороны согласились, что Мария не может быть допущена к аудиенции у Елизаветы до тех пор, пока полностью не опровергнет обвинения в соучастии в убийстве Дарнли. Сойдясь на этом, Скроуп и Ноллис были впервые приняты Марией. Они передали, что Елизавета сокрушается относительно «достойного сожаления бедствия и вынужденного обстоятельствами приезда». Против обыкновения, двое мужчин не высказали Марии комплиментов по поводу ее красоты, однако «нашли, что она весьма красноречива и хладнокровна, а из ее действий следует, что она обладает мужеством и щедрым сердцем». Когда ей сообщили об условиях встречи, выдвинутых Елизаветой, Мария разрыдалась и немедленно попросила об охранной грамоте на проезд через территорию Англии, поскольку Франция и Испания непременно окажут ей помощь. Оказавшись на грани истерики, она обвинила шотландских лордов в том, что они силой захватили земли, которые она собиралась вернуть короне в день своего рождения. Она опять пригрозила обратиться за помощью к Франции, и на этом встреча закончилась. Скроуп и Ноллис считали, что предоставленная самой себе, она не вернется в Шотландию без французской помощи, но может попытаться пробраться через Шотландию по пути во Францию, хотя это легко предотвратить, вовремя передав сообщение Морею. Кроме того, они осознали, что дилемма состояла в следующем: хотя Марию нельзя было держать в настоящем заключении, сама ее близость к границе требовала бдительной охраны. Однако перемещение ее вглубь страны рассматривалось как «путь к опасному мятежу». Любой выбор таил угрозу, а Марию было невозможно уговорить. Елизавета желала услышать совсем не это, и Сесил, как обычно, подготовил длинный меморандум, обрисовывавший ситуацию.

К Марии не должны были допускать посетителей, не имевших особого разрешения, а все тайные письма надлежало перехватывать. Любого человека, подозревавшегося в соучастии в убийстве Дарнли или в поддержке брака с Босуэллом, следовало «заключить под стражу и призвать к ответу». Францию нужно предупредить не вмешиваться. Необходимо найти неопровержимые доказательства соучастия Марии в убийстве Дарнли. Если она окажется невиновной, Елизавета может помочь восстановить ее на троне, но в случае, если она виновна, Елизавета должна поселить ее в Шотландии, свободной от французской тирании. Марию ни в коем случае не следует отпускать из королевства. «Ее Величеству подобает разрешить любые споры относительно шотландской короны — ведь она по древнему праву принадлежит английской короне, что можно доказать множеством документов, исторических примеров и прецедентов». Если бы Марию оправдали, тогда Литский договор — здесь Сесил допустил редкую ошибку, ведь договор, подтверждавший права Елизаветы на престол, назывался Эдинбургским — следовало немедленно ратифицировать. Если бы Марию сочли виновной, тогда ее могли бы восстановить на престоле при определенных условиях. Далее в меморандуме говорилось: