В этот раз я успеваю поднять на голову капюшон. Закрываю глаза. Отсчитываю время ударами сердца.

Сейчас жар куда сильнее! Немецкая куртка помогает плохо. Я стискиваю зубы, ещё чуть-чуть, и заору от боли!

И тогда любопытный плазмон опустится ниже…

«Ну, чего тебе надо?! Улетай, сука, улетай!»

Отпустило…

Я открываю глаза.

Шар огибает лежащий на боку БТР. Скрывается из виду.

Я приподнимаюсь. И вдруг замечаю, что цепь, тянущаяся от руки девочки, ослабла. Я не верю своей удаче: пара звеньев расплавилась!

– Горячо… – шепчет Белка. – Почему так горячо?

– Уже не так, – отзываюсь я и тревожно заглядываю в её глаза. – Ползти сможешь?

Она недоумённо моргает:

– Ползти?

– Тс-с… – прикладываю я палец к губам.

Белка поворачивает голову и расширенными глазами смотрит на идиллическую картинку с обугленными трупами. Больше всего я боюсь, что она закричит от страха.

Но она просто бледнеет. Беззвучно кивает.

И, вжимаясь в землю, мы уползаем с дороги в лес.

Наверное, целую сотню метров не рискуем подняться на ноги.

Бандитов не видно и не слышно.

Трупов на дороге осталось не так много. Значит, остальные успели сбежать. Полагаю, они сейчас далеко!

Сейчас я больше думаю о том, что осталось за спиной.

Дождь едва моросит. Но погода по-прежнему дерьмовая. Клочья облаков клубятся рядом с верхушками сосен. Иногда там, в серой толще, проскакивают вспышки молний…

Идеальная для плазмонов погода.

Мы вползаем на холм, переваливаем через него, и лишь тогда я вполголоса командую:

– Встаём!

Устойчивый, неотвязный аромат озона витает в воздухе. А ещё кажется, что до сих пор где-то рядом – вонь сгоревшей плоти.

К чёрту!

До посёлка осталось не так уж много. Если по прямой через лес – максимум километров пятнадцать.

Часа за три доковыляем.

Об одном стоит жалеть – о пакете с артефактами. Всё, ради чего я тащился на Ярмарку. Столько усилий – коту, то есть плазмону, под хвост…

Обидно.

– Что это было? – шёпотом выдавливает Белка.

– Красивый атмосферный феномен.

Болит обожжённая спина, не хочется вдаваться в подробности.

Дождь понемногу утихает…

Мы идём без отдыха.

Только раз останавливаемся у ручья, чтоб напиться и перевести дух.

Ранние сумерки опускаются на лес, когда, усталые и мокрые, мы наконец достигаем окраины того самого посёлка.

Этот – один из трёх, до которых можно добраться по лесной дороге. Если бандиты всё-таки идут следом, пусть ещё поломают голову.

А нам…

Нам придётся ломать голову, где дожидается группа Насти.

Мы стоим под деревом и таращимся на одинаковые серые коробки домов. Без стёкол, кустарник подступает вплотную к стенам. Обычная картина во всей полосе отчуждения…

Я вяло сплёвываю.

Вероятно, нас должны были встречать у дороги. А мы вышли совсем с другой стороны, прямиком из леса…

Неужто ещё надо бродить по этому кирпично-каменному лабиринту? Терпение лопается, я сажусь на траву и просто кричу:

– Настя-а-а! Ты где?!

Проходит минута, другая…

Я зеваю и поднимаюсь, с трудом перебарывая соблазн пальнуть в воздух.

Хрустит ветка.

А следом из-за угла дома появляется физиономия Ромки.

У каждого человека есть предел выносливости.

Я видел беженцев, которые шли пешком третий день, – они падали лицом в грязь, засыпая на ходу. Встречал хрупких женщин, которые ухитрялись оставаться бодрыми несколько суток – без еды и почти без сна. И видел здоровых мужиков, устраивавших истерики, один раз оставшись без обеда…

Сейчас я – как те беженцы. Готов упасть даже на сырую землю!

Сумасшедшая карусель последних дней тому виной? Или несколько часов, проведенных в полынье?

Не имеет значения…

Для меня сейчас вообще мало что имело значение.

Как автомат, я отвечал на вопросы Насти. Автоматически отметил, что Ромка и Миха – вся её группа.

Вяло подумал:

«Где же остальные?»

И приказал быть начеку, а меня, если ничего не произойдёт, разбудить через шесть часов.

Помню, как Настя заставила меня и Белку переодеться в сухое. Помню, как чем-то мне смазывали обожжённую спину. А Ромка с помощью нехитрого инструмента ухитрился снять остатки кандалов с запястья Белки.

Больше не помню ничего…

«Холодно…», – подумал я.

Открыл веки и удивлённо огляделся. Где это я?

Потом сообразил.

Отсветы дальнего зарева кое-как освещали комнату.

Рядом посапывали Ромка и Миха. В углу, на куче тряпья, нервно ворочалась Белка.

Я попробовал её куртку, развешенную на стуле, – вроде уже сухая. Выставил регулятор на минимум и аккуратно укрыл сестрёнку.

Моя одёжка, кстати, тоже высохла. Я накинул её на плечи и замер, вслушиваясь.

Кругом спокойно. Только шелестит на ветру листва…

Я взял автомат, подошёл к двери того, что раньше было квартирой. Приоткрыл её и выглянул на лестницу.

Темно, как в шахте, и пусто…

Интересно, а где Настя?

Она ведь должна караулить наш безмятежный сон, но что-то нигде на горизонте не видать «учительницы»…

Бесшумно ступая, я сошёл по лестнице.

Аккуратно выглянул из подъезда и услышал за спиной иронический голос:

– Неужто ещё не нагулялся?

Я вздрогнул, озираясь, и лишь тогда уловил очертания фигуры. Прошептал сердито:

– Только подкрадываться не надо! А если б я выстрелил?!

Она ответила негромким смехом – будто колокольчик зазвенел в темноте:

– А вот не надо себе льстить, господин учитель ОБЖ! Никто и не думал к вам красться… Сам прошёл, как медведь, – чуть мне ногу не отдавил!

Очень может быть.

Прошёл и не заметил… Я ведь не в лучшей форме.

Голова до сих пор чумная – то ли от хронического недосыпа, то ли от «купания» в полынье.

– Не проверяла, что там такое? – кивнул в сторону зарева на небе.