неточностью была выброшена. Наконец, в оде 22 встречается крайне необычная для XVIII века составная рифма «Дражайшее России имя — возвеличати тщишься ты мя». Для Сумарокова, хорошо слышавшего разницу в силе ударений на стыках слов («О стопосложении»), это мя, видимо, было (как и для нас) энклитикой; однако привычка подозревать ударение на каждом графическом слове должна была смущать его читателей, и при перепечатке Сумароков выбросил и эту строфу.

Можно добавить, что в элегиях тоже все рифмы безукоризненно точны, тоже лишь с одним нарушением, и тоже оно выброшено при первой же переработке, а именно, в элегии 1 (первоначальный текст) встречаются рифмы исполнишь — вспомнишь и вспомню — наполню. Это тот же тип неточности, который будет потом господствующим у Державина (царевна — несравненна): звукосочетание, в котором разногласящие звуки как бы растворяются в общем н. Можно ли из этого делать выводы об особенностях орфоэпии XVIII века, сказать трудно.

2

Новшеством Сумарокова была забота об опорных звуках в рифмах — так называемое богатство рифмы. В немецкой поэтической традиции и у следовавшего ей Ломоносова этой заботы не было; к Сумарокову она пришла от французской традиции и потом осталась у Хераскова и других его учеников. Подсчет опорных звуков в названной выше статье[231] был сделан с неудобной и необоснованной сложностью; мы произвели его заново. Рифма Сумарокова была ориентирована не только на звуковую, но и на буквенную точность, поэтому мы учитывали все тождественные звуки и буквы влево от ударного рифменного гласного до первого несовпадения. Например, в красою — росою учитывался один предударный звук, в окаменел — оцепенел — два, в Семирамиды — пирамиды — четыре. Среднее количество опорных звуков в рифме сумароковских од — 59 (на 100 строк). По периодам оно меняется так:

1755−1758 годы — 55

1762−1764 годы — 65

1766−1767 годы — 59

1769−1774 годы — 54

Минимальный показатель (46) — в небольшой оде 3 (1758); максимальный (83) — в оде 10 (1763). Таким образом, Сумароков сперва стремится довести «левостороннюю» звучность рифмы до максимума, а потом постепенно оставляет эти попытки и возвращается к своим исходным цифрам. Для сравнения: среднее количество опорных звуков в рифме Ломоносова (по 6 одам 1752–1764 годов) — 19, с колебаниями от 8 до 26; Сумароков, стало быть, приблизительно втрое больше насыщает рифму опорными согласными, чем его предшественник. Вот пример строфы, особенно богатой опорными согласными (21, 3):

Преклонят пред тобой колена

Страны, где сад небесный был,

И игом утесненный плена

Восплещет радостию Нил:

А весть быстряе Аквилона,

До стен досяжет Вавилона:

Подвигнет волны инда страх:

Мы именем Семирамиды

Разсыплем пышны пирамиды:

Каир развеем яко прах.

Интересно сравнить опорные звуки в одах с опорными звуками в элегиях. Здесь в ранней редакции (1759) на 100 строк приходится 33 опорных, в переработке 1769 года — 66 опорных, вдвое больше. Видимо, первоначально Сумароков считал богатую рифму приметой высокого жанра оды и не стремился к ней в среднем жанре, в элегии; и лишь потом он решил, что она желательна во всякой поэзии, и начал внедрять ее повсюду: опорных звуков в притчах не меньше, чем в псалмах[232]. Подавляющая часть словесных изменений в тексте элегий 1769 года («Разныя стихотворения») служит именно обогащению рифмы: элегия 1 начиналась рифмами: прельщаться−разставаться−лить−пременить, стала начинаться: прельщатся−прощаться−лить−удалить и т. д. В результате, например, элегия 3 в первой редакции имела 5 опорных на 19 строк (т. е. 26 на 100), во второй стала иметь 15 опорных на 17 строк (т. е. 88 на 100). Самую скудную опорными звуками элегию из публикации 1759 года «Я чаял, что свои я узы разрешил…» (7 опорных на 100 строк, тогда как в остальных не меньше 21–26 опорных) он, вероятно, именно поэтому счел вообще не заслуживающей переработки и более не перепечатывал.

3

Грамматичность рифмы стала предметом исследований лишь недавно и главным образом на материале XIX века. Мы в свое время сделали подсчет по сочетаниям глаголов (Г), существительных (С), прилагательных и причастий (П) и местоимений (М) в рифмах Ломоносова, Пушкина и некоторых других поэтов[233]. При этом среди самых частых рифм — существительных с существительными — различалась рифмовка слов, которые рифмуют во всех числах и падежах (СС, более грамматически близкие) и которые рифмуют только в отдельных словоформах (Сс, менее грамматически близкие). Для сравнения с имеющимися данными мы сделали подсчет и по Сумарокову: во-первых, по одам (400 женских рифм из од 1762–1769 годов и 400 мужских из од 1758–1774 годов), во-вторых, по трагедии («Синав и Трувор», 326 и 327 рифм), в-третьих, по элегиям (174 и 172 рифмы, без «Стансов»). В нижеследующей таблице все примеры указаны только для женских рифм; все показатели — в процентах.

По сравнению с Ломоносовым грамматическая рифмовка Сумарокова обнаруживает два сдвига: один регрессивный, другой прогрессивный. Регрессивный — это неожиданное усиление глагольных рифм ГГ. Как известно, в ходе общей деграмматизации русских рифм они в первую очередь идут на убыль от Симеона Полоцкого (75 %) до Маяковского (1 %), — у Сумарокова же их больше, чем не только у Ломоносова (28 % женских), но даже у Кантемира (33 % женских). При этом у Сумарокова это происходит во всех жанрах — в трагедии и в элегии в еще большей степени, чем в оде. Можно предположить, что это — оборотная сторона заботы Сумарокова об опорных звуках в рифме: как кажется, именно в глаголах они давались ему легче всего (блистает−возлегает, вещает−освещает, терзает−разверзает и проч.: если в среднем в одах Сумарокова, как сказано, 59 опорных звуков на 100 строк, то в глагольных женских рифмах — 95 опорных звуков на 100 строк!). Глагольные рифмы со столькими опорными звуками уже не казались предосудительно легкими и поэтому могли не избегаться. Второй же сдвиг в рифмовке, прогрессивный, — это усиление роли местоимений в рифме: Ломоносов предпочитал загружать рифму полновесными частями речи, Сумароков открыл, что местоимения с их однообразными флексиями образуют удобный резерв рифмовки (сия−твоя, их−благих и проч.), пушкинская эпоха эксплуатировала это открытие особенно энергично, а потом началась реакция, и эти рифмы как слишком «легкие» опять отошли на второй план.

4

Лексический аспект рифмы, конечно, наиболее интересен, но наименее исследован: словари рифм русских поэтов крайне немногочисленны, а для XVIII века их нет вообще. Между тем именно здесь лексический репертуар