Моя первая зима в России и на Украине хорошо запомнилась. Я думал, что замерзну до смерти. Мы жили в палатках рядом с выкопанными блиндажами и щелями, как бойскауты. Штайнхоф, Храбак и другие, которые уже зимовали в России, сказали мне, что зима 1941 года была самой жестокой в истории, и рассказывали мне всяческие ужасы. В то время они находились на Северном Кавказе, и температура упала до минус 50 градусов. Иногда было даже холоднее. Люди замерзали насмерть, моторы глохли. Я не мог представить себе такой кошмар, пока сам не попал в ГУЛАГ.

Первая моя зима была чертовски холодной, и у нас была масса проблем с моторами. Мы привыкли к тому, что механики запускают их каждый час примерно на 10 минут круглыми сутками. Лишь так можно было сохранить их в рабочем состоянии. Однако нам повезло. У нас оказался пленный, который не был поклонником Сталина и коммунистов. Он научил нас запускать моторы при низких температурах, подмешивая бензин к смазочному маслу. Я подумал, что это безумие. Ни о чем подобном мы не слышали и были уверены, что истребитель взорвется. Однако прием сработал. Бензин развел загустевшее масло и испарился после запуска стартера. Это было чудесно. Другой парень показал нам, как разводить костер под капотом, чтобы согреть смазку и охлаждающую жидкость, после чего можно было запускать мотор, – еще одна полезная уловка. Этот же парень научил нас, как держать пулеметы в рабочем состоянии. Их следовало погрузить в кипящую воду, чтобы смыть загустевшую смазку.

Без масла пулеметы прекрасно работали в любой мороз. Мне было жаль этих пленных, к которым все относились нормально, ведь они должны были участвовать в этой войне против собственной воли. Мы заботились о них так долго, как это было возможно, пока не пришлось передать их тыловой администрации, которая отправила их в лагерь военнопленных. Украинец сказал нам, что русские приходили дважды и разграбили его ферму, забрав все зерно, которое он вырастил. И так они поступали с каждым. В первый раз он это произошло в 1920-х годах, когда он был мальчиком, я полагаю, подростком. Его отец заспорил с чиновником и был застрелен на месте. За несколько лет до войны русские пришли опять, и снова забрали все, что могли.

Мы знали, что миллионы украинцев умерли от голода. Сталин потребовал их продовольствие для русских, а остатки продал за границу. Сталину требовалась валюта. Украинцы и многие другие были арестованы и посланы в шахты и трудовые лагеря. Мы, немцы, имели плохую репутацию из-за обращения с евреями, и это было заслуженно, как мне кажется. Однако мы никогда не слышали о Советах, их преступлениях, ГУЛАГе, убийствах собственного народа, массовых казнях, которые они начали в Европе после окончания войны.

Гюнтер Ралль серьезно пострадал во время аварии в ноябре 1941 года, то есть год назад. Единственным положительным моментом стало то, что он женился на враче, который помог ему оправиться. Герта была потрясающей женщиной. Ралль вернулся к полетам в JG-52 и сменил фон Бонина в качестве командира группы, когда я познакомился с ним. Это стало началом нашей дружбы. В августе 1943 года Ралль сделал меня командиром 9-й эскадрильи, которой раньше командовал Герман Граф. Тогда я некоторое время летал вместе с Крупи. Примерно в это время я узнал, что мой брат Альфред попал в плен в Тунисе. В результате я не видел его более десяти лет.

Нам приходилось сражаться буквально со всеми типами самолетов, какие только существовали. Мы сражались с Р-40, Яками, МиГами, Пе, Илами, даже с «харрикейнами», «спитфайрами» и «Аэрокобрами». По моему мнению, лишь «спитфайр», с которым мы встречались очень редко, и Як представляли реальную опасность в бою, если Ме-109 пилотировал неопытный летчик. ЛаГГ был скоростным, однако не маневренным, хотя мог догнать тебя, особенно если атаковал с высоты. В шутку мы называли его летающим гробом, потому что он был сделан из дерева, а внутри уже находился мертвец. Планер самолета был деревянным и довольно легким, а мотор был мощным, плюс мощное вооружение. Самолет был очень опасным.

Однако наша тактика давала нам преимущества, как и средства связи. Многие вражеские самолеты не имели раций или прицелов, если исключить английские и американские самолеты. Однако их пилотировали настоящие клоуны. Исключением были гвардейские части. Благодаря нашему превосходству в подготовке, технике, связи, тактике и командовании, мы сбивали множество самолетов. Можно даже не говорить, что противник каждый раз превосходил нас в десять, а то и в двадцать раз. У нас было множество целей.

Мы узнали, что Соединенные Штаты послали Советскому Союзу около 10 тысяч самолетов. Советские пилоты любили «аэрокобру» и «кинг кобру», которые всегда уступали нам в схватке истребителей, однако они были чертовски хороши в качестве штурмовиков. Русские часто использовали свои самолеты как летающую артиллерию. Вооружение Р-39 было впечатляющим – пушка и несколько пулеметов, мотор водяного охлаждения стоял позади кабины. Мы очень часто сталкивались с ними в 1942 и 1943 годах. Наши солдаты и танкисты ненавидели этот самолет почти так же, как Ил-2.

Р-40 «Уорхок» также уступал нашему Ме-109. Это был хороший штурмовик, вооруженный 6 пулеметами, однако он не мог сражаться с нами. Эти парни всегда гибли в схватке. Интересно, что когда я в октябре 1942 года впервые прибыл на фронт, в нашем секторе южного фронта мы редко встречались с вражескими самолетами. Помимо поставок вооружения из Соединенных Штатов, противник вскоре начал получать также и собственные самолеты улучшенных моделей. Як-7 и Як-9, а также ЛаГГ-5 и ЛаГГ-7 были самолетами, заслуживающими уважения. МиГ-3 был лучше МиГ-1. Эти самолеты, особенно новейшие Яки, могли маневрировать и пикировать не хуже Ме-109, однако по скороподъемности они уступали «Густаву». Это было особенно заметно при использовании форсажа.

До 1943 года мы видели мало машин и грузовиков, но потом они, а также танки Т-34, а изредка американские «Шерманы» начали попадаться все чаще. В 1943 году все переменилось. Теперь мы видели множество бьюиков, студебеккеров и джипов и, разумеется, самолеты. Их было так много, что сосчитать было просто невозможно. Русские делали хорошую технику. Однако их методы атаки были очень странными. Я видел это сам, когда мы сражались в районе Сталинграда. В этом районе они атаковали волнами по пять или шесть рядов. Первая волна пехоты была вооружена, но остальные не имели ничего. У них не было даже танков поддержки. Они должны были подбирать оружие убитых и раненых, наступавших впереди. Следующая волна делала то же самое, и так далее. Для нас это было невероятно. Так легко губить людей.

Я хорошо запомнил день 1 августа 1943 года. У нас состоялся большой бой с русскими. Кто-то сообщал, что видит Яки, которых я не видел, зато я схватился с девяткой ЛаГГов. Я сбил 5 из них, потому что сумел атаковать сверху, сразу сбив 2 самолета. Затем я пошел вверх и сбил еще один. Оставшаяся пара из этой группы попыталась меня догнать, но у меня была более высокая скорость. Я расстрелял один ЛаГГ, который развалился на части, и пилот выпрыгнул с парашютом, а потом пошел за второым. И тут случилось форменное безумие.

Этот парень выпустил шасси и сбросил обороты. Он буквально остановился в воздухе, и я едва не врезался в него сзади. Я толкнул ручку управления и полупереворотом обошел его, по-прежнему набирая высоту. Я не хотел получить очередь в спину, поэтому взял ручку на себя до отказа, оторвался и выровнял истребитель. Затем я посмотрел направо. Он потерял скорость и падал вниз, перевернувшись брюхом вверх. Я последовал за ним, намереваясь стрелять, но потом передумал. Русский так и врезался в землю в перевернутом положении и сгорел.