Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ида пристально посмотрела на Мариетту. Теодор встал.
– Ты хочешь мне сообщить, что отказала ему?
– Отказала. И ничуть не жалею об этом. Мама, я тебе говорила, что не смогу принять предложение Дроссельмейера, что не могу выйти замуж за этого человека. Тебе следовало серьезно отнестись к этому, – сказала Мариетта. Теперь она не могла рассказать им о его действиях против нее, даже если бы захотела. Хотя никто не мог обвинить ее в каком-то преступлении, она хотела избежать подозрений в свой адрес.
– О, Мариетта, из всех твоих безрассудных поступков…
– Я не считаю безрассудным действовать в соответствии с собственными намерениями, – ответила матери Мариетта.
– Я недоволен твоим решением и твоим отношением, – тихо произнес Теодор тоном, который раньше вызвал бы страх у Мариетты. Теперь же он вызвал только раздражение.
– Это уж не моя забота, – сказала она. – А теперь прошу меня извинить. Я должна подготовиться к вечернему выступлению.
Глава 46
В тот вечер за кулисами Мариетта отыскала Харриет и Викторию.
– Вы получили известие от балетной труппы? – спросила она.
Харриет кивнула:
– Нас обеих приняли.
Виктория сморщила носик:
– Однако я точно не соглашусь поселиться в предложенном ими жилье. Сомневаюсь, что содержимое моего гардероба поместится в эту кошмарно крошечную комнату.
– Это говорит женщина, которой средства позволяют отклонить такое предложение, – фыркнула Харриет.
Мариетта улыбнулась, расправила платье. Очень светлого сиреневого цвета с розовыми блестками на корсаже, оно искрилось, как розовое шампанское. Пена из шифона окутывала ее плечи, а тиара из серебряного кружева говорила о ее роли Авроры.
– А ты как? Как прошло твое выступление на конкурсе? – Харриет хитро взглянула на Мариетту.
– Все прошло хорошо.
Морщинка прорезала напудренное лицо Виктории.
– А каковы результаты?
Она задала вопрос громким шепотом, что заставило Харриет показать рукой на бархатный занавес. За ним был бальный зал, где сейчас многочисленные зрители искали свои места, пока балерины, участвующие в прологе, бесшумно занимали свои места на сцене. Мариетта, Харриет и Виктория стояли в боковых кулисах и ждали начала первого акта.
– В новом году я перееду в одну из этих кошмарно крошечных комнат, – рассмеялась Мариетта.
Харриет приподняла брови:
– Неужели?
Виктория театрально ахнула:
– Ох, Мариетта, ты откажешься от своего богатства ради балета? Как романтично.
– В отсутствии денег нет ничего романтичного, – сказала Харриет. – Честно, Виктория. Но, Мариетта… – она расплылась в улыбке, – это чудесная новость. Пожалуйста, дай нам знать, не сможем ли мы что-то сделать, чтобы облегчить тебе этот переезд.
Улыбка Мариетты была похожа на теплый мед, сладкая и радостная.
– Я подумала, не могли бы мы встретиться за чаем как-нибудь вечером, когда вам удобно. В последние дни у меня появилось настроение о многом подумать, и мне бы хотелось поделиться с вами своими мыслями.
Виктория переглянулась с Харриет:
– Как интересно. Мы будем очень рады, но ты бы не могла нам хотя бы намекнуть?
– Нам всем предстоит танцевать в одной труппе. Я подумала, что было бы хорошо получше познакомиться друг с другом, – сказала Мариетта немного смущенно. Сначала общество Деллары и Пирлипаты скрашивало ее жизнь, но к концу пребывания в Эвервуде они стали для нее чем-то гораздо большим. Почти сестрами. Мариетта не хотела дальше жить, горюя об их отсутствии, она собиралась создать в их честь новую дружбу. Она научилась делиться собой с другими и не хотела возвращаться к одинокой и замкнутой жизни. Жизнь готовит ей еще много трудностей, но ей не обязательно справляться с ними в одиночку.
– Мы с удовольствием, – ответила Харриет, и теплая, медовая улыбка Мариетты стала еще шире, а настроение еще улучшилось.
Заиграла музыка. Занавес раздвинулся, открыв зрителям сверкающие декорации Дроссельмейера, и они ахнули и зааплодировали, глядя на сцену, которую приводили в движение механизмы. Мариетта, Виктория и Харриет продолжали следить за танцами своих подруг в прологе. Они перемежались пантомимой, повествующей о крещении Авроры и сказочных дарах, которые она получила. Улыбка Мариетты стала грустной; ей бы хотелось увидеть лицо Деллары, когда она узнает, что значит быть феей в этом мире. Скорее всего, ее симпатии были бы на стороне злой феи Карабос.
Пришла их очередь выйти на сцену.
Мариетта вылетела на сцену легкими, игривыми шагами, перемежающимися кошачьими па; быстрыми прыжками, когда ноги так и мелькают, передавая в танце беззаботную веселость юной принцессы на праздновании дня ее рождения. Движения ее рук и ног стали поэзией и звездным светом. Танец смягчил острое чувство одиночества, ее тоску по Легату, Пирлипате, Делларе. По другому миру, к которому у нее теперь нет доступа. Она недавно осмотрела старинные часы, их футляр был закрыт наглухо. До тех пор пока она случайно не найдет другую дверь (если найдет), она останется в этом мире.
Пролетев через всю сцену в серии вращений тур пике, она раскинула трепещущие руки, обнимая ночь. Потом перешла к тур шене – более частым и быстрым вращениям. Мариетта продолжала кружиться, охваченная любовью к танцу, убежденная, что приняла правильное решение.
Нежные переливы струн арфы провозгласили начало адажио Розы.
Мариетта приблизилась к одетым в меха фигурам короля и королевы, делая глубокие вдохи под прикрытием улыбки, она наполняла легкие воздухом перед трудными вариациями. Теми самыми, во время которых она сбилась на просмотре. Но Дроссельмейер больше никогда не сможет помешать ей; она сама об этом позаботилась. Она сама стала рыцарем в доспехах, поднялась на вершину башни и освободила себя от власти злобных механизмов Дроссельмейера.
Она опиралась на каждого из четырех своих женихов, сохраняя положение на одной ноге и позволяя им по очереди вести себя. Она ни разу не позволила себе потерять равновесие или коснуться пола второй ногой, пока не отошла от партнеров и не выполнила высокий арабеск на пуантах без поддержки, взлетев к звездам. Она замерла, а зал разразился аплодисментами.
Мариетта насладилась минутой триумфа, а потом снова погрузилась в балет, превращая рождественский вечер в танец.
Балет подошел к концу, и настал тот момент, которого с таким волнением ждала Мариетта. Стоя между Харриет и Викторией, в окружении других танцовщиц, она одновременно с ними приседала в реверансе под бурю аплодисментов.
Мариетта нашла взглядом своих родных. Теодор хмурился, глядя на пустое кресло рядом с ним, будто ждал, что там внезапно появится Дроссельмейер. Фредерик целился в нее своей фотокамерой «Сандерсон», а Джеффри аплодировал от всей души.