литературным хитростям, чем бы они ни маскировались, прямо сказал Богомолову, что его роман – тот же “Щит и меч” Кожевникова, разве что лучше написан. Богомолов обиделся, обругал Адамовича и порвал с ним отношения. Мои отношения с Владимиром еще сохранялись какое-то время, но становились всё более натянутыми», – свидетельствовал Василь Быков.

Огромный успех романа, к удивлению Лазаря Лазарева, повлиял на Владимира Богомолова, который «направо и налево охотно, с удовольствием рассказывал, как ему звонили или приезжали порученцы от Андропова и министра обороны с просьбой сделать дарственную надпись на книге для шефов. <…> Володя не понимал, что подобного рода приятные мелодии надо пропускать мимо ушей. Не чувствовал, что его рассказы о внимании к нему власть имущих не возвышают, а унижают его достоинство – такова коварная сила медных труб… Однажды рассказал мне, что его пригласили высокие чины Комитета и уговаривали написать книгу о современных розыскниках, суля поддержку, всякие блага, златые горы и реки, полные вина. “На столе стояли три вазы с конфетами. Все конфеты были разными”. Деталь эта меня удивила: “Зачем?” – спросил я. “Чтобы отвлечь меня, чтобы у меня не было сосредоточенного внимания”, – вполне серьезно ответил Володя»{429}…

Мариэтта Шагинян Владимира Богомолова поддерживала, о чем вспоминала Зоя Яхонтова:

«– Это тот, который не вступает в СП? Я его за это уважаю, в этот… бедлам, но есть какое-то другое слово…

– Барсук, – услужливо подсказала я.

– Да, да, именно. Я ведь тоже долго не вступала в СП, меня упрашивали, а я ломалась…»

Что касается наград Шагинян, то она была обладательницей почти всех разновидностей советских орденов и медалей, вручаемых писателям. Но была и еще одна награда – необычная – персональная планета, названная в 1980 году ее именем. «Моя планета меня ждет… Теперь мне нужны 60 процентов гонорара за “Мысливечка” (книга Шагинян. – А. В.), чтобы я могла подготовиться к полету…» – заявила она{430}.

Ленинскую премию Шагинян получила в 1972 году за тетралогию «Семья Ульяновых» (наш ответ вагнеровскому «Кольцу нибелунга»). Но до конца не верила в свое лауреатство. Не дожидаясь решения Комитета по Ленинским премиям, благодарная Мариэтта Сергеевна созвала на банкет в ресторан «Арарат» чуть ли не всю редакцию «Молодой гвардии» – корректоров, художников, редакторов. Домашняя обстановка того вечера осталась в памяти его участников: «Мариэтта Сергеевна прямо-таки излучала радушие, была очень оживлена, никого не обошла своим вниманием. Запретила произносить тосты о себе». Ее вдруг потянуло на откровенность: «Я перечитала все свои книги и пришла к выводу, что пишу плохо, читать меня скучно…» Судя по этим словам, Шагинян была требовательна прежде всего к самой себе, но не только. В другой раз она поставила диагноз всему общественному строю: «Наш социализм похож на железнодорожную колею, зарастающую травой»{431}.

Обмывание орденов и премий олицетворяло собой заключительный этап наградного процесса. Каждый делал это в меру имевшихся возможностей. «Веселых ребят», то есть «Знак Почета», можно было обмыть и в узком семейном кругу, а «Государыню» – в ресторане, как правило, в ЦДЛ. Однако Самуил Маршак, получив Ленинскую премию в мае 1963 года, решил отметить это событие скромно, устроив что-то вроде дружеского ужина на квартире. «Я сидел на диване между Твардовским и Б. Ливановым. Все было недурно, Маршак был слаб, но мил. Несколько больше, чем нужно, шумел Ливанов: кричал, актерствовал, лез целоваться. “Как ты думаешь, когда умру, мне рукомойник поставят?” (то бишь мемориальную доску)»{432}, – записал 14 мая 1963 года Владимир Лакшин. Вот и настала пора поговорить о жилищных условиях советских писателей – все ли из них имели квартиры, размеры которых позволяли устраивать званые обеды?

Глава седьмая

«Им книги строить и жить помогали…»: Скромный быт советских писателей

Если так дело пойдет, то можно дожить до того, что и правду говорить и писать станут?.. Даже страшно представить себе это!

Виктор Астафьев. 1965 год

«…и Мирзо Турсун-заде» – «Хоромы» Бориса Можаева – Писательская кухня – 20 лишних метров для литератора – «В Безбожном переулке хиреет мой талант» – Олег Волков и «Погружение во тьму» – Соседи: Окуджава и Жигулин – Анатолий Алексин и «круговая» помощь – Прописка Василия Шукшина – Упрямство Анатолия Рыбакова – «Я из тебя человека сделаю!» – Квартира для Игоря Золотусского – Кооперативы для литераторов – «Писательский недоскреб» на канале Грибоедова – А в Киеве дядька… – Гимнастические кольца Даниила Гранина – Виктор Конецкий на Широкой улице – Телефон Валентина Берестова – Оксфордская мантия – Владимир Адмони-Красный

Как-то Даниил Гранин пришел на Старую площадь, на прием к одному влиятельному чиновнику – просить разрешение на создание нового литературного журнала. Встретили его гостеприимно, чайку предложили, бутербродик принесли. И только Гранин начинает объяснять суть дела, как партиец предлагает ему… музыку послушать, «запись какой-то сонаты, песни, сочиненной молодым композитором». И полилась мелодия. Чиновник глаза закрыл (словно в консерватории), сидит, наслаждается. А затем спрашивает: как, мол, музыка понравилась? Еще бы! Как такое может не понравиться! «Но я вот по какому вопросу…» А тут и время закончилось. Всё. Там же в приемной люди ждут. Они ведь тоже с просьбами. И уходит Гранин, специально приехавший из Ленинграда, ни с чем. Только с впечатлениями от свежей музыки. И такое повторялось не раз. А чиновника этого потом на «Культуру» бросили, в прямом смысле, – назначили главным редактором газеты.

Хорошо еще, если возвращаться надо в Ленинград, ведь советские писатели проживали и в более отдаленных городах Советского Союза. В 1970-е годы в Вологде жили Виктор Астафьев и Василий Белов, в Иркутске – Валентин Распутин, в Риге – Валентин Пикуль, в Вильнюсе – Эдуардас Межелайтис, в Тбилиси – Нодар Думбадзе, в Гродно – Василь Быков, в Киеве – Олесь Гончар, а во Фрунзе (ныне Бишкек) – Чингиз Айтматов. Михаил Шолохов по-прежнему жил на Дону, в своей станице Вёшенской. Да, едва не забыли про Мирзо Турсун-заде («Я встретил девушку, полумесяцем бровь») – он был прописан в Душанбе.

И всё же, перелистывая толстенный справочник с адресами советских писателей, приходишь к выводу, что подавляющая их часть стремилась поселиться поближе к центру, в столицах союзных республик, а лучше всего – в Москве или Ленинграде. В результате такого понятного стремления нехватка жилья для литераторов стала хронической проблемой. Их было много, и в основном они были людьми семейными (и не раз!) и далеко не бездетными. Для них строили и строили, а квартир все равно не хватало, что отражало общую ситуацию в стране, когда в очереди на получение жилья (тогда существовало такое понятие!) стояли порой десятилетиями. Подрастали новые поколения, рождались дети, папы и мамы становились дедушками и бабушками, а условия жизни не менялись.