Когда проснулась, солнце пробивалось сквозь струи дождя, стекающие по лобовому стеклу. Я замерзла и включила двигатель, запустила отопление и «дворники». Улица была почти пуста, лишь вдалеке виднелась одинокая фигура женщины с коляской. Я видела ее со спины, она шла, склонившись и накинув на голову капюшон. Я вдруг подумала, что смогу заменить разрушительную любовь к Неро на что-нибудь хорошее.

Я открыла багажник и достала чемодан. Вытащила шерстяной свитер и плащ, надела, спрятала избитое лицо за шарфом. Достав из кармана телефон, бросила его на землю и топтала до тех пор, пока не промокли кроссовки. Я уже знала, что начать все заново возможно. В первый раз я была еще ребенком, искала себя. А теперь сделаю все по-настоящему, по-взрослому.

Я пошла в центр Кристиансунна. Отыскала открытую аптеку. Девушка за прилавком подозрительно взглянула на меня, на шарф, на капюшон и на подбитый, опухший глаз. Она уже хотела что-то сказать, но я опередила ее, попросив антисептик, пластырь и бинты, парацетамол и косметику. Расплатилась я деньгами Дэвида.

Вернувшись в машину, опустила зеркальце и постаралась привести в порядок лицо. Хуже всего дело обстояло с глазом и ртом. Челюсть болела, но я справилась. Улыбнулась самой себе своей беззубой улыбкой. Пожалуй, появиться на людях, не привлекая особого внимания, получится еще не скоро. А пока придется прятаться, закрашивать то, что можно, и скрывать остальное.

Через несколько дней я нашла себе жилье. До этого бродила по городу, знакомилась, выучила все улицы, почитала местные газеты в библиотеке. Я не хотела просто переехать — я хотела стать частью этого города, как будто прожила здесь всю жизнь. В магазине одежды, после многочисленных примерок, я выбрала милое красивое платье. Юбка была длиннее, светлее и шире в талии, чем я привыкла, и я стала выглядеть старше. Я купила серьги и косметику. Сходила к парикмахеру, осветлила темные волосы и очень коротко постриглась. Они не хотели стричь меня так коротко, но я настояла. Пряди волос падали на пол, и я чувствовала, как мне делается легче. Я снова оживала. Сняла себе недорогую комнату, однако денег хватило ненадолго. Мне нужна была работа.

Я познакомилась с Туром, когда работала официанткой в ресторане. Зубы я привела в порядок, отеки на лице прошли. Я привыкла к новому стилю — он был похож на мягкий покров и нравился мне. С Туром мы впервые встретились, когда он в одиночестве ужинал у нас — было часов пять вечера. Не помню, что именно он сказал, но у него была красивая улыбка. Помню, он обратил внимание на мой выросший живот, но это его не отпугнуло. Меня охватила жажда приключений, дуновение из той, прошлой жизни, так нравившееся мне в той девушке, которой я была. И я написала свой номер телефона на обратной стороне счета.

Через несколько месяцев появилась Ибен. В родильном зале со мной был Тур, он держал меня за руку и подбадривал. Думаю, он считал Ибен нашим общим делом. Я рассказала ему столько, сколько могла, о биологическом отце ребенка. Тур любит справедливость и всем сердцем возненавидел неизвестного преступника. А ребенка он был готов принять и любить. Я думала, что тоже готова, но на то, чтобы Ибен появилась на свет, ушло двадцать часов. Даже Тур уже почти сдался. Когда я выжала из себя последнюю каплю сил, сдувшись, как воздушный шарик, и окровавленный младенец запищал у моих ног, я наконец приложила его к груди.

Сначала я совсем ничего не чувствовала к Ибен. Это была совсем другая любовь, не то всепоглощающее чувство, которое я видела у Аниты. Я училась любви, часами, днями и бессонными ночами успокаивая зудящие соски, не ощущая ничего, кроме измождения и печали. Я училась любви, приучая ребенка к горшку, обучая говорить, бесконечно ссорясь. Я думала, у меня ничего не выйдет, — и все же у меня получилось. На то, чтобы научиться ее любить, у меня ушло одиннадцать лет.