Кристиансунн

Понедельник, 4 сентября 2017 года

Рядом со мной что-то потрескивает. Это звук давно стихшего пламени, которое никогда не погаснет во мне. Огненная сущность Малышки давным-давно исчезла, а вот ее горящую смерть я буду чувствовать и слышать всегда. И все же снаружи ко мне что-то пробивается. Я открываю глаза и вижу, как ко мне подходит медсестра. Она укрывает меня одеялом.

— Вы самый добрый человек на всем белом свете, — говорю я.

Улыбаясь, она проверяет капельницу и меняет флакон. Говорит:

— Да вы и сами ничего… О вас написали в газете. Вы — знаменитость!

Медсестра показывает на газету, которую положила на тумбочку возле кровати, я так и не решился ее открыть.

— К вам посетитель, — сообщает она. — Впустить?

— Только если это не журналисты.

Медсестра легонько похлопывает меня по щеке, поворачивается и выходит. Подойдя к двери, оглядывается, проверяя, смотрю ли я на нее. Я закрываю глаза и отдыхаю. Все эти лекарства меня очень утомляют. Дни похожи на один длинный сон. Иногда, просыпаясь, я не понимаю, не приснилось ли мне все это — все, что случилось с Анитой, с Авророй, с Дэвидом, Ибен и Мариам. Я выдыхаю. В моем сне Ибен сидит за столом и рисует. Светлые волосы убраны в хвостик. Когда я вхожу, девочка поворачивается ко мне. «Смотри, что я нарисовала», — говорит она и показывает рисунок. На нем я стою возле большого дома с красным крестом на крыше, в руках у меня воздушный шарик. На моей груди большое сердце. Девочка, нарисовавшая рисунок, не похожа на Ибен. Это Анита, это ее рисунок, ей семь лет. Дома с крестом на нем не было, а вот все остальное очень похоже.

Когда снова открываю глаза, я все еще сплю. Это сон во сне. Возле моей кровати стоит светловолосая девочка. У нее серьезное лицо. Чуть склонив голову, она смотрит на капельницу, присоединенную к моей руке. С другой стороны кровати стоит Ронья и улыбается.

— Вы проснулись?

Я перевожу дыхание.

— Рада вас видеть.

Я поворачиваюсь к девочке, которая теперь смотрит мне в глаза. Кажется, она стесняется.

— Руе, — говорит Ронья, — вы не узнаете Ибен?

Конечно, я ее узнал. И все же не сразу, а когда Ронья произнесла ее имя. На мои глаза наворачиваются слезы. Какой же я стал безнадежный плакса… Ибен выглядит намного старше, чем когда я видел ее в последний раз. В ней чего-то не хватает — наивности во взгляде, что ли… Я беру ее руки в свои. Бок болит, но я все равно обнимаю ее.

— Ибен захотела встретиться с вами, — говорит Ронья.

— Рад тебя видеть, Ибен.

Девочка смотрит на Ронью. Она не уверена, нужно ли ей отвечать.

— Не надо ничего говорить, — помогаю ей я. — Здорово, что ты пришла.

— Руе тебя спас, — говорит Ронья. — Если б не он, мы бы никогда тебя не нашли.

«И именно из-за меня тебе пришлось все это пережить, — думаю я. — Если б не Руе, у тебя по-прежнему была бы мать и наивный взгляд».

— Ронья, не заставляй меня краснеть перед такой очаровательной девушкой.

Ибен хихикает.

— Ну же, расскажи, Ибен. Ты вернулась в школу?

Девочка качает головой:

— Пойду туда на два дня на следующей неделе.

Я киваю.

— Да, иногда нужно дать себе время. Помни об этом. Какое-то время тебе будет трудно. Но чем крепче ты запомнишь, что время лечит, тем лучше. Обычно я очень сердился, когда мне так говорили, но это правда.

Ронья кивает в ответ. Я перевожу дыхание и продолжаю:

— Самое глупое — это думать, что ты что-то сделала не так. Тогда можно возненавидеть себя. Слушайся врачей, принимай помощь и не торопись.

Это звучит очень мудро. Мне понадобилось двенадцать лет, чтобы это усвоить. Сколько же сил я потратил зря, пока до меня не дошло!

— Мама в тюрьме, — говорит Ибен.

— Да, я знаю. Тебе нелегко.

Она кивает и протягивает мне что-то.

Увидев, что это, я начинаю смеяться. На рисунке мужчина с ключиком в руке. На лице мужчины улыбка.

— Спасибо, — говорю я. — Надеюсь, ты знаешь, что я поступил неправильно, когда заговорил с тобой так. Ты совершенно правильно сделала, когда убежала, — ты ведь меня не знала.

Ибен кивает.

— Повешу его здесь, — говорю я. — Очень красиво.

Она снова кивает.

— Я бы очень хотел, чтобы вы провели со мной весь день, но у меня пока очень мало сил.

— Мы уходим, — говорит Ронья и подталкивает перед собой Ибен. — Спасибо, что разрешили нам зайти. До встречи!

Она дожидается, пока Ибен выходит и, придерживая дверь, говорит:

— Мы вернули дело Аниты и Авроры на пересмотр. Бирк убил Аниту и поджег дом. Это он, Руе.

Я вздрагиваю так, что от боли у меня сводит бок. Падаю на постель. Ронья подбегает ко мне, но она ничем не может мне помочь. От боли никуда не деться. Впрочем, с физической болью можно справиться, и потом, в ней есть смысл.

— Мы нашли орудие убийства, — говорит Ронья. — Это курант — стеклянный пестик для красок. Он стоял в комнате Аниты в доме Ингрид. Бирк спрятал его там после пожара, а потом при первой же возможности выставил на стол. После нескольких допросов он признался.

Оказывается, другая боль, невыносимая, способна не усиливаться. Она может отступать, сглаживаться, и иногда ее даже можно почти не чувствовать. До сих пор такого не бывало, но когда-нибудь, возможно, будет.

— Спасибо, Ронья, — шепчу я и сжимаю ей руку. — Спасибо, что рассказала.

Она выходит, а ко мне сразу же возвращается медсестра. Она несет поднос с едой: сок, булочка и маленький контейнер с рагу.

— Не знаю, готовы вы ли обедать… — Она уже прекрасно меня знает. — Я просто оставлю его здесь, поедите, когда проголодаетесь.

— Спасибо, дорогая!

Пока она поправляет мне одеяло, я накрываю ее ладонь своей.

— Когда я выберусь отсюда, приглашу тебя в хороший ресторан. Ладно? На твой выбор.

Она кивает. По ее щекам расплывается румянец.

Я припарковала машину, которую купила у Кэрол, неподалеку от полицейского участка Кристиансунна. Если и есть на свете место, где никто не будет искать чокнутую женщину-убийцу, так это здесь. Прямо у них перед носом. Я так и не решилась включить радио — мне казалось, что я услышу голоса всех тех, кто меня ищет. У меня не было сил, чтобы перебраться на заднее сиденье, так что я просто опустила водительское кресло и вытянулась. Несколько минут я спала.