Если бургомистр Вены оставался кумиром значительной части австро-немецкого среднего класса, то «четвертое сословие» — рабочие, городская и сельская беднота — все более охотно шло за социал-демократами. Их лидером стал Виктор Адлер, начинавший как радикал, духовный наследник революционеров 1848 г. Характерно, что, будучи по происхождению евреем, в молодости будущий вождь социал-демократов считал себя немецким националистом и вместе с Шёнерером участвовал в 1882 г. в разработке Линцской программы — манифеста австро-германского национализма. Программа предполагала превращение аморфной Цислейтании в немецкое национальное государство под формальным главенством Габсбургов и в теснейшем союзе с Германией. Единство с Венгрией должно было сохраниться, но лишь в форме личной унии. Галицию и Далмацию, населенные в основном славянами, предполагалось либо сделать автономными государственными образованиями, либо передать «под крыло» Будапешта.

Позднее Адлер отошел от национализма и стал уделять основное внимание проблеме социального неравенства. Основанная (точнее, преобразованная) им в 1888 г. социал-демократическая партия организовывала массовые акции, «марши голодных» и народные гулянья на 1 мая. Репрессивные меры

против левых были в Австро-Венгрии несколько более мягкими, нежели в Германии, где Бисмарк добился принятия «исключительного закона», оттеснившего социалистов на обочину политической жизни; тем не менее в 80-е — 90-е гг. В. Адлера арестовывали 17 раз. Со временем, однако, «красные» нашли общий язык с «черно-желтыми»: последовательный интернационализм социал-демократов импонировал властям. Консервативный Франц Иосиф неожиданно увидел в них потенциальных союзников в борьбе с национализмом — немецким, венгерским, чешским и югославянским. Самого же Виктора Адлера, побывавшего на аудиенции у императора, более радикальные соратники во главе с его собственным сыном Фридрихом стали в насмешку называть «императорским и королевским социалистом». И действительно, у императора были основания доверять «своим» социал-демократам. В конце концов, не кто иной, как один из их лидеров, Карл Реннер (будущий канцлер Австрийской республики), стал автором перспективной концепции разрешения межэтнических противоречий в Австро-Венгрии.

Реннер предложил взглянуть на национальный вопрос под иным углом: как на проблему индивидуального, а не коллективного сознания. Каждый житель Австро-Венгрии, согласно плану Реннера, мог заявить о себе как представителе той или иной национальности и быть соответствующим образом зарегистрирован в специальном кадастре. Это давало ему Право пользоваться родным языком как в повседневном общении, так и при контактах с государственным аппаратом (поскольку все языки народов монархии были признаны равными). С административной точки зрения государство, согласно проекту Реннера, делилось на равноправные земли (Laender) в соответствии с историческими границами — Богемию, Венгрию, Галицию, Моравию, Трансильванию, Хорватию и т. д. (Этот проект во многом напоминал предложения Ф. Палацкого, выдвинутые еще в 1849 г.) Население земель Неизбежно было бы неоднородным, но при этом каждая из Них получала широкую автономию в области внутренних дел, а все национальные общины в рамках отдельных земель, в свою очередь, имели бы право сами решать вопросы своего культурного развития, образования и т. п. В ведении центрального правительства остались бы оборона, внешняя политика и экономическая стратегия. Таким образом, Реннер предлагал вместо дуализма федерализацию монархии. Сепаратизм, по его мнению, мог быть устранен за счет предоставления всем народам (на уровне как отдельных граждан, так и общин) широкой культурной автономии. Был ли этот проект утопическим? Трудно сказать. В первые годы XX в. некоторые его элементы были реализованы в двух провинциях — Моравии и Буковине, но до более полного воплощения идей Реннера дело не дошло.

Судьба самого этого политика оказалась весьма причудливой. Став главой республиканского правительства Австрии сразу после Первой мировой, он добился изгнания из страны последнего габсбургского императора Карла I и его семьи. В 30-е гг. Реннер принимал активное участие в политических схватках социал-демократов с христианскими социалистами, был одним из видных противников авторитарного канцлера Э.Дольфуса, установившего в 1934 г. в Австрии режим личной власти, и, наконец, пришел к выводу о нежизнеспособности австрийского государства как такового. В марте 1938 г., когда гитлеровские войска вступили в Австрию, Карл Реннер оказался среди тех жителей Вены, кто бурно приветствовал вермахт. Это не помешало неутомимому политику вновь всплыть на поверхность в 1945 г., после освобождения Вены советскими войсками, и встать во главе временного правительства Австрийской республики. Именно это правительство год спустя потребовало от Отто фон Габсбурга, вернувшегося на родину старшего сына последнего императора, вновь покинуть страну. Таким образом, Карл Реннер вошел в историю как своего рода Немезида австрийской династии.

К началу 90-х гг. XIX в. социал-демократия стала заметной политической силой и в Венгрии. В 1890 г. в организованной левыми маевке в Будапеште участвовало около 60 тысяч человек. Однако интернационализм венгерских социалистов был менее последовательным, чем у их австрийских коллег. Отделились от Адлера и Реннера и чешские марксисты, создавшие собственную партию. Идея классовой солидарности не могла служить равноценной заменой националистическим страстям. Именно национализм создавал между народами дунайской монархии трещины, которым со временем было суждено превратиться в пропасти.

* * *

В последние десятилетия XIX в. на смену Венгрии в качестве «головной боли монархии» пришла Чехия. В чешских землях — Богемии, Моравии и части Силезии — со времен средневековья бок о бок жили чехи и немцы. Во второй половине XIX столетия чешская нация вступила в эпоху национального возрождения. Менялся социальный статус чехов: из народа преимущественно крестьянского, сельского они быстро превращались в современную нацию, со своей буржуазией, интеллигенцией, культурной и политической элитой. По мере роста образованности чешского населения развивалось национальное самосознание, рос интерес к собственной истории, культуре, языку — и одновременно неприязнь к немецким соседям как «поработителям», стремившимся сделать чешский народ «глухим и слепым». Празднование 70-летия чешского политика, историка и просветителя Ф. Палацкого и торжества по случаю закладки первого камня Национального театра в Праге (1868) превратились в националистические демонстрации. Молодое поколение чешских политиков и интеллигенции выдвигало новые, более радикальные требования; звучали призывы не только к культурной и административной, но и к национально-государственной автономии чешских земель.

В начале 70-х гг. чешская политическая элита разделилась на старочехов и младочехов. Первые (Национальная партия, основанная Ф. Палацким и Ф. Л. Ригером) в союзе с аристократией, среди которой было немало немцев, считавших себя Патриотами Богемии, стремились к восстановлению «исторических прав» чешской короны и фактической замене дуализма (Австрия и Венгрия) триализмом (Австрия, Венгрия и Чехия).

Как писал императору Францу Иосифу один из богемских консерваторов граф И. Гаррах, «чешский вопрос жизненно важен для Австрии... Народ земель чешской короны за свои заслуги перед монархией может быть назван... самым австрийским народом... Благодаря своим способностям он в состоянии понять интересы остальных народов [монархии], а потому корона могла бы с совершенным спокойствием предоставить ему тот статус, на который на основании исторического и документально подтвержденного права он может претендовать».