VII. К. и. к. (1867-1898)

ИСКУССТВО ЖИТЬ

К. u. k., kaiserlich und koeniglich, «императорский и королевский» — эта аббревиатура сопровождала жителей Австро-Венгрии от рождения до смерти. К. и. к. (на западе монархии — больше императорским, на востоке — скорее королевским) было всё: больницы и школы, железные дороги и корабли, армия и чиновники... Как шутили остряки, над Австро-Венгрией каждый день встает «императорское и королевское солнце». Австрийский писатель Роберт Музиль позднее дал монархии, к тому времени уже погибшей, не слишком благозвучное для русского уха название, происходящее от аббревиатуры к. и. к., — Kakanien. А другой писатель, Стефан Цвейг, так говорил о самом главном, чем, по его мнению, отличалась Kakanien и чем она была дорога ее жителям (очень многим — уже post factum, в ином, неуютном, хрупком, всеми ветрами продуваемом мире межвоенной Центральной Европы): «Когда я пытаюсь найти надлежащее определение для той эпохи, что предшествовала Первой мировой войне и в которую я вырос, мне кажется, что точнее всего было бы сказать так: это был золотой век надежности. Все в нашей тысячелетней Австрийской монархии, казалось, рассчитано на вечность, и государство — высший гарант этого постоянства».

Основы надежности и постоянства — довольно призрачного, как выяснилось впоследствии, — были заложены в первые годы после венгерского компромисса, в те «семь тучных лет», когда экономическое и социальное развитие монархии, казалось, полностью подтверждало справедливость теории Адама Смита о «невидимой руке рынка», обустраивающей жизнь в городах и весях ко всеобщему удовольствию и процветанию. Действительно, конец 60-х — начало 70-х гг. XIX в. стали для Австро-Венгрии своего рода наградой за те потрясения, которые ей пришлось пережить в предыдущие 7—8 лет. Страну охватила грюндерская лихорадка (от немецкого gruenden — основать): только в 1869 г. возникло 141 акционерное общество с общим капиталом в 517 млн. флоринов, а три года спустя 376 новых компаний располагали уже двухмиллиардным капиталом!

В 1866 г., сразу после разгрома при Садовой, австрийские и венгерские земледельцы собрали рекордный урожай; в этот и последующие годы объемы экспорта сельскохозяйственной продукции росли небывалыми темпами. Венгрия стала главной житницей Европы — и оставалась ею вплоть до притока на европейский рынок дешевого американского зерна. В то же время аграрный сектор, составлявший основу венгерской экономики, не избавился от родимых пятен минувшей эпохи, мешавших его модернизации. Во второй половине XIX в. две с небольшим тысячи магнатских семей владели более чем четвертью земельных угодий Венгерского королевства, в том числе около 200 семей располагали поместьями площадью в 15 тыс. акров и более, а один лишь князь Мориц Эстерхази — 700 с лишним тысячами акров! При этом сотни тысяч крестьянских хозяйств Венгрии вполне соответствовали известной русской карикатуре того же времени «Мужичок на одной ноге» — настолько малы были их наделы. Тем не менее, несмотря на относительную отсталость и более низкий по сравнению с Цислейтанией уровень промышленного развития, в целом «темпы промышленного развития и в более отсталой части империи, в Венгрии... были более высокими, чем в России и даже в Австрии: соответственно 3,0% в Венгрии и 2,5% [в год] в австрийской половине монархии» (Исламов Т.М. Распад Австро-Венгерской монархии и его последствия в политической эволюции Среднеевропейского региона // Первая мировая война. Пролог XXвека/Подред. В.Л.Малъкова. М., 1998. С. 349. Далее ссылки на этот сборник: Пролог...).

Особенно бурный рост происходил в ряде отраслей промышленности и на транспорте. Добыча угля выросла с 800 тыс. тонн в 1848 г. до почти 34 млн. тонн в 1904-м. По темпам строительства железных дорог Австро-Венгрия отставала от большинства стран Западной Европы и России, но тем не менее уже в 1859 г. протяженность железнодорожной сети в дунайской монархии составляла 4000 км. Южная железная дорога связала столицу страны с адриатическим побережьем, а в начале 60-х гг. была построена линия Вена — Линц — Зальцбург.

В Венгрии в год Ausgleich было не более 4700 км железных дорог, но к 1900 г. их протяженность достигла 17,5 тыс. км, а к началу Первой мировой — 22 тыс.

Все сильнее проявлялась экономическая специализация отдельных регионов. В альпийских провинциях, на севере Богемии, в Моравии, отчасти в Словении развивалась тяжелая промышленность — металлургия, деревообработка, военные производства и т. п.; в Богемии, Верхней Силезии, центральной Венгрии — текстильная, стекольная, пищевая отрасли; Галиция, Буковина и Трансильвания оставались по преимуществу сельскохозяйственными районами. В Нижней Австрии в последние годы XIX в. на 100 кв. км приходилось в среднем 16 промышленных предприятий, в чешских землях — 10,5, а вот в Тироле, Галиции, Буковине и Далмации — всего одно. Степень концентрации производства в Австро-Венгрии к началу XX столетия оказалась куда меньшей, чем в Германии или Франции; в дунайской монархии было по-прежнему много маленьких мастерских и фабрик, выпускавших мебель и фарфор, ткани и сувениры, ювелирные украшения и домашнюю утварь — словом, то, что делает жизнь человека удобнее и красивее и что так ценилось средними и высшими слоями австрийского и венгерского общества.

Свои экономические достижения Австро-Венгрия намеревалась продемонстрировать на Всемирной выставке, которая открылась в Вене весной 1873 г. Это было пятое мероприятие такого рода — после выставок в Лондоне (1851,1862) и Париже (1855, 1867), на которых восхищенное человечество, еще верящее в разум и прогресс, могло насладиться собственными новейшими изобретениями, техническими чудесами и хозяйственными успехами. Франц Иосиф лично курировал подготовку выставки, которую, по расчетам организаторов, к концу года должно было посетить около 20 млн. человек, что принесло бы императорской казне ощутимую прибыль. Свою продукцию в Вену привезли фирмы из 37 стран — в том числе 15 тыс. австрийских, 7 тыс. немецких и 700 американских. Речь на церемонии открытия выставки произнес младший брат императора Карл Людвиг, за которым с тех пор закрепилось прозвище «выставочного эрцгерцога» (его общественная деятельность по преимуществу сводилась к участию в такого рода мероприятиях). Однако уже через несколько дней, 9 мая 1873 г., на венской бирже произошел крах, который не только похоронил надежды на прибыль от выставки, но и положил конец семилетнему экономическому процветанию Австро-Венгрии.

Биржа, разогретая спекуляциями, в которых участвовали тысячи людей, лопнула с необычайным шумом. Закрылись более 60 банков, разорились десятки фирм, «черный четверг» стал причиной более чем тысячи самоубийств в одной только Вене. Среди покончивших с собой был, в частности, герой войн с Данией и Пруссией Людвиг фон Габленц. Те, кто жил в России в августе 1998 г., наверняка помнят подобные картины: цены, неудержимо летящие ввысь, очереди отчаявшихся вкладчиков у банковских контор, падение валютного курса и полная неуверенность в завтрашнем дне. От банкротства государственную казну спасли Ротшильды, предоставившие монархии крупный заем. Франц Иосиф отблагодарил: Альбрехту Ротшильду был пожалован титул барона.

Австро-венгерская экономика вступила в фазу спада. Впрочем, биржевая катастрофа имела не только отрицательные последствия: она способствовала перетеканию капиталов из финансовой в производственную сферу. Да и сам кризис оказался не столь уж долгим. В 80-е гг. вновь начался подъем, который — с учетом колебаний, свойственных рыночной экономике, — продолжался вплоть до Первой мировой войны. Столь долгого периода поступательного экономического роста Центральная Европа не знала ни до того, ни после. Возможно, именно поэтому Франц Иосиф навсегда вошел в историю стран, которыми правил, как символ «старых добрых времен» — ведь значительная часть его царствования представляла собой ту «эпоху благополучия, мира и культурного расцвета, которую так часто идеализируют, сравнивая ее с катастрофами, ожидавшими придунайскую Европу в двадцатом столетии» (BerengerJ. A History of the Habsburg Empire, 1700— 1918. L. - New York, 1997. P. 226).