Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дорогая, ты же знаешь, у меня операции и постоянные встречи…
– Знаю, но я устала. Понимаешь? Устала! Я беременна и постоянно одна! Когда я носила под сердцем Мина, ты старался приехать ко мне быстрее: утешал, обнимал, делал все возможное, чтобы мне стало легче. А сейчас, с исполненной мечтой в руках, тебе все равно недостаточно. Ты все еще не можешь остановиться и наконец быть со своей семьей…
– Ты слишком эмоционально реагируешь из-за своего положения.
– … а теперь я слышу сплетни, что моя беременность – повод для измен. Ты становишься краше, а я старею! Люди обсуждают, что мой муж не только справляется со своими обязанностями врача, но вдобавок находит время и для других женщин.
– Ты лучше меня знаешь, что это глупые, не имеющие никакого основания слухи. Всем этим дамам нечем заняться, и я крайне удивлен, что ты стала обращать внимание на подобное.
– Может, если бы ты обращал внимание на меня, я бы не замечала чужие слова? Мне это тоже не по душе. Знаешь каково это – сомневаться в самом дорогом тебе человеке?
– Тогда не веди себя так! Знаю, тебе тяжело, однако и я устаю. Возвращаясь домой, я не хочу ругаться с тобой.
– А ты думал о том, чего хочется мне? Или моя любовь позволила тебе так себя вести со мной? Ты перестал ценить эту любовь, Равит. Перестал ценить меня!
– Достаточно. Поговорим позже, когда ты успокоишься. Я постараюсь почаще вырываться с работы, если для тебя это так важно.
– Это должно быть важно для тебя! Я не должна умолять тебя об этом. Ты не делаешь мне одолжение, это твоя семья… твои дети…
Мин не уловил передвижения родителей, поэтому, когда дверь резко распахнулась, он едва не упал в отцовские руки.
– Что?.. Ты подслушивал?
Он покраснел. После услышанного он не знал, что делать, поэтому промолчал и лишь угрюмо смотрел себе под ноги. А тем временем в проеме показалась мама, вытирающая ладонью слезы с лица.
– Милый, ты вернулся? Ох, прости, что ты услышал это. Это все глупости, просто у нас с папой у обоих выдался тяжелый день. Не расстраивайся. – Мин знал, что не может расплакаться прямо перед родителями, но видеть маму такой было больно, и он впервые ощутил неприязнь к отцу. Папа мог не обращать внимания на него, но почему позволял себе доводить до такого состояния ее?
– Это не ты здесь должна извиняться. – Мин осмелился поднять взгляд и посмотрел прямо на папу. Инстинктивно он сжался, бросая вызов своему герою, однако подавил это чувство.
– Не вмешивайся в дела старших. И не дерзи мне! – Это все, что сказал отец, когда покинул коридор, оставив их вдвоем.
Мин перевел взгляд на маму, такую хрупкую, несмотря на сильно выпирающий живот. Он подошел к ней и неуклюже обнял. Ему стоит обнимать маму чаще, напомнил он себе. И все равно, что мальчику его возраста вроде как уже стыдно так ластиться. Он решил, что сам очертит границы правильного. Утешать и любить маму он никогда не перестанет, как бы глупо это ни казалось сверстникам!
– Не расстраивайся, мам. Я буду рядом с тобой вместо него, – пообещал Мин.
Она снова расплакалась. А он, уткнувшись ей в грудь, зажмурил глаза с такой силой, что они пекли, зато тем самым не позволил слезам вырваться наружу.
Он должен быть сильным. Как оказалось, мама нуждалась в его защите, ведь папа этим пренебрегал.
* * *
С того случая прошло три недели, наступил Сонгкран[50]. На два дня всю прислугу отпустили, и даже экономку мама уговорила отправиться к своей семье, хотя Нун не хотела бросать ее на таком большом сроке. Однако мама сказала, что будет не одна, а со своими мужчинами, и ей нечего беспокоиться.
Через неделю маме предстояло лечь в больницу, но сохранялась вероятность преждевременных родов. Это могло напугать других, но только не Мина, ведь он вырос в семье врача. Он не видел никакой угрозы – просто не знал, что это такое.
Он и не помнил, чтобы особняк когда-либо был таким безлюдным. Они остались вдвоем: только он и мама… ему это показалось таким захватывающим! Наконец-то он сможет побывать там, где всегда много народа и где твердили, что ему здесь не место.
Мама хоть и выглядела безмятежно, но Мин знал: она расстроена тем, что отца вызвали на срочную операцию с самого утра. Изначально планировалось, что они проведут эти праздничные дни втроем. Но когда папа уехал, мама не изменила своих намерений и таки отпустила всех работников. В праздники люди должны быть со своей семьей, так она сказала. Хотя отец, видимо, считал иначе.
Мин злился на него с тех самых пор, как стал невольным свидетелем ссоры родителей. Злился все три недели, а когда услышал о планах на Сонгкран, втайне ждал чего-то подобного.
Раньше маленьким он думал, что его папа супергерой, и поэтому старался не жаловаться, что редко того видит. Но в тринадцать в такое верить уже невозможно. В тринадцать ты эгоистичнее, чем прежде; в тринадцать ты уже не прощаешь, как прежде. И начинаешь отвечать на невнимание обидой, а не надеждой.
Мину казалось, что круто стать таким, как папа. А тот довольно улыбался ему, когда он интересовался медициной. Но даже если он и станет врачом, то никогда не расстроит своих близких. Даже взрослым он будет находить время для мамы. И не будет до такой степени занятым и отстраненным, как папа.
Сегодня у него был вечерний киномарафон с мамой, и они собрались в гостиной, как в прежние времена. Перед просмотром разогрели еду, которую предусмотрительно оставила для них Нун, и захватили напитки. Экономка не могла позволить хозяйке в ее положении готовить, хотя мама не боялась таких обязанностей.
– Сынок, у меня разболелась голова. Я, наверное, полежу у себя в комнате и приму ванну. – Она выглядела уставшей.
– Позови, если тебе понадобится помощь.
Помогать маме в ванной неловко, но он видел, как сложно ей стало передвигаться в последние недели. Ее живот откровенно пугал его, хотя Мин старался не показывать этого. Однажды ему даже приснился кошмар, что маму разорвало то, что находилось внутри. Проснувшись в холодном поту, он понимал, что уже слишком взрослый для того, чтобы бежать в родительскую спальню.