Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением озанятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и полицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминаяноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.

— Съезди, голубчик, — сказал он Ермолову, — посмотри, нельзяли что сделать.

Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска.Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема.В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерияУварова заставила бежать французов.

В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах,приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузовчитал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволенуспехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько разголова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.

Флигель-адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжаямимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести впространство (нем.)], и которого так ненавидел Багратион, во время обедаподъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел налевом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых ирасстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражениебыло проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.

Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися,повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.

Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительнойулыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.

Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированнойнебрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный,предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, асам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своемкругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.)]— подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым,начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, какприказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.

— Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбитьнечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, —докладывал он.

Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто непонимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметивволнение des alten Herrn, [старого господина (нем.)] с улыбкой сказал:

— Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того,что я видел… Войска в полном расстройстве…

— Вы видели? Вы видели?.. — нахмурившись, закричал Кутузов,быстро вставая и наступая на Вольцогена. — Как вы… как вы смеете!.. — делаяугрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. — Как смоетевы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте отменя генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сраженияизвестен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.

Вольцоген хотел возразить что-то, но Кутузов перебил его.

— Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге.Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говоритьтого, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать емуназавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, — строго сказалКутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старогогенерала. — Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско.Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, — сказалКутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожавплечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber dieseEingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.)]

— Да, вот он, мой герой, — сказал Кутузов к полномукрасивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это былРаевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.

Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах ичто французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по-французскисказал:

— Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommesobliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должныотступить?]

— Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecisesc`est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, — отвечал Раевский, — etmon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остаетсяпобедителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]

— Кайсаров! — крикнул Кутузов своего адъютанта. — Садисьпиши приказ на завтрашний день. А ты, — обратился он к другому, — поезжай полинии и объяви, что завтра мы атакуем.

Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцогенвернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметьписьменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.

Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этотприказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности,желал иметь бывший главнокомандующий.

И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей вовсей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющееглавный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день,передались одновременно во все концы войска.

Далеко не самые слова, не самый приказ передавались впоследней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах,которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказалКутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказалКутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душеглавнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.

И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высшихсфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные,колеблющиеся люди утешались и ободрялись.