невозможно. Да он и не включает «зомбоящик» – благоразумно пересматривает киноклассику, смотрит фестивальное кино, читает хорошие книги (а ими вовсе не обязательно являются ангажированная премиальная литература или рейтинговые бестселлеры) или идет в какую-нибудь там «Практику» – а может, в джаз-клуб или консерваторию. Свет клином на буковках не сошелся ведь! У музыки куда больше возможностей воздействия на психику.

К. П.: Уже нет наивных романтиков, считающих, будто литературным трудом можно здесь и сейчас жить. Тем не менее ряды пишущих постоянно пополняются: что бы ты посоветовала начинающим авторам? И что в твоем понимании «начинающий автор» – чем он отличается от графомана?

Н. Р.: Романтиков нет – да и ни к чему теперь дутая романтика, гармоничнее быть реалистом: надо крепко стоять на ногах, надо уметь вынимать ножи, летящие тебе в спину, с улыбкой. Это как с «надеждой»: но сколь глупо «надеяться», надо просто брать – и делать. Сидеть и надеяться попросту смешно: надеяться, будто волна не смоет тебя, в слепой вере не двигаться с места? Нонсенс. Если же у человека есть дар… просто потенциал… нельзя, губительно не развиваться. Ну а начинающим надо читать чаще того же Бродского, учиться у него тому, что называется звукописью (как и у поздней Цветаевой, кстати). Читать учебники по литмастерству и искусству драматургии – и обязательно переводчицу «Маленького принца» Нору Галь: ее «Слово живое и мертвое». Настольная книга для тех, кто пробует себя в буквах. Заниматься саморедактированием: без всякой к себе пощады. Обращаться к опытным редакторам и литагентам за консультациями: причем не просто платить деньги за откорректированную рукопись (так ничему не научиться!), но просить объяснений, почему где-то отредактировано именно так, а не иначе. В чем причина перестановки слов, их замены синонимами и пр. Почему так – лучше, а вот так – не годится… почему этот абзац вообще удален, а после этой фразы идет «отбивка» – пустая строка… И надо понимать, что не каждый профи будет заниматься таким ликбезом. Потому как это энергетически затратная работа – ювелирная, тончайшая, еще и психологом приходится быть, – а то и психотерапевтом. Но только она, эта вот сложнейшая работа, и приносит автору золотые плоды. «А вы читали „Золотые плоды“?» – привет от Натали Саррот! Я интуитивно умею кое-что объяснять, у меня педагогическое образование – давала и такие вот «мастер-классы», мне это не сложно. Что еще… молодому автору нельзя жалеть себя, если рукопись придется выбросить в корзину. И не одну. У меня, кстати, что-то получаться в прозе стало только после тридцати… а пишу с восемнадцати… Двенадцать лет тренировки: много? мало? Не знаю. Ну а чем отличается графоман от вменяемого литератора… да просто первый не способен задать нужный темпоритм вибраций в текстовой ткани, не в состоянии воспринять звучащую фактуру азбуки… Графоман не понимает, не обладая даром слова: «что» и «как» идут рука об руку, а «как» порой важней, чем «что»… Графоман зациклен на сюжете – но ведь и сюжет его «еще тот»… плюс маниакальная жажда публикаций и признания… Ан кто тебя будет читать, друже Горацио, с твоим-то диагнозом? Впрочем, нельзя никому запретить писать – процесс насквозь физиологичен, есть даже такая терапия буковками – писать ежедневно по полчаса в течение трех месяцев: писать все подряд, что придет в голову, с самого утра… бумага всё стерпит! Писать каждый день, ни для без строчки, даже самой корявой… Главное, чтобы лечащийся таким образом понимал – он пишет для себя и не выносит никому мозг своими «нетленками». Не претендует на звание писателя: это просто хобби. Или болезнь.

К. П.: Ты поступала в Литинститут, и…

Н. Р.: Не добрала одного балла до проходного. Трагедии в том не вижу – ровно наоборот. Возможно, если б окончила Лит, никогда ничего бы из прозы-то моей и не вышло. Все это в прошлом, давно нигде ничего не ёкает и не болит.

К. П.: О чем будет новый роман – или ты суеверна насчет сюжетов, как большинство писателей, не афиширующих пресловутые «творческие планы»?

Н. Р.: Само существование на сем шарике подбрасывает еще те сюжеты: главное успеть записать. Ведь если «тот свет» и существует, то, оказавшись там, будет весьма печально осознать, что твоя программа дала сбой, и ты, свободная от репродуктивного инстинкта оболочка, не создала самого главного в тонкой материи более легких, нежели наш, миров.

18.08.2016

Проза на отпечатках пальцев

О непридворной литературе, литагентском искусстве и тайнах книжного двора

Беседу ведет Игорь Михайлов[147]

Игорь Михайлов: Наталья, 2019 год стал для вас премиальным, есть с чем поздравить: вы лауреат Премии Тургенева за прозу и лауреат Премии Хемингуэя за публицистику. И если о конкурсе «Бежин луг» Союза российских писателей представление в России есть, то о канадской истории знают не все: расскажете?

Наталья Рубанова: Да, и самое любопытное: пошла в ход драматургия. Моя пьеса «Зашибись!» была визуализирована в московском Театре «Школа современной пьесы». Монодрама-финалист лондонского фестиваля SOLO вошла и в лонг-лист конкурса «Действующие лица». А «Балерина» – в лонг «Времени драмы». Она прозвучала также на Фестивале современного искусства «Параллели» в прекрасном рязанском «Фотодоме». Ко мне подходили после спектакля зрители-мужчины и говорили: «Как вам удалось так влезть в наш мозг?»

И. М.: Помню отзыв актера о ваших пьесах: «Надо ставить! Драматургия с авторской болевой точкой обязательно найдет своего режиссера».

Н. Р.: Да, и мы пандемично репетируем оnline… Что же до Премии Хемингуэя, то это красивые погоны за вторичный по отношению к высокой литературе жанр – публицистику. Она устроена в честь старика Хэма, долгое время работавшего репортером в «Торонто Дейли Стар». Он сетовал, что газетная поденщина разрушает его и мечтал поскорее покончить с ней. Это знакомое состояние – буковки вроде бы те же, но не о том. Впрочем, я люблю то, что делаю, и вторичный жанр платит взаимностью. Зная свое место, не ревнует к иным текстам, для трансляции которых ты и создан как белковое тело.

И. М.: Вы лауреат литпремий, публикуетесь в СМИ и толстяках, всегда на гребне литпроцесса. Что происходит с журналами? Где прорывы, где открытия и имена, где проза и поэзия, от которой мурашки по коже? Иной раз новоявленного «писателя», как в рассказе Чехова «Драма», хочется прибить пресс-папье, нет?

Н. Р.: За годы пахоты в книжных заведениях выработался иммунитет: ничто не задевает, ничто не восхищает. Профдеформация, если угодно, но без нее невозможно усидеть на стульях «автор – редактор – литагент – критик». Прорывов ни от кого не жду, к графоманам отношусь как доктор к пациентам, ну а новинки читаю все реже. Мне на данном этапе