авторитетной, чтобы высказать, что верую более в воду источника, из которого почерпнула жизнь, чем в тот, из которого вы черпаете. Я захотела, чтобы вы узрели мой живой завет, и попросила его поговорить определенно с вами, ибо час этой речи, ясной и законченной, вам лучше уяснит мою истинную сущность, чем я могла бы сделать это сама.

Не сердитесь ли вы на меня, дорогой Г. Гильон, за то, что я вам показала гриву старого льва? Дело в том, что я должна вам сказать, что Жорж Санд – лишь слабый отблеск Пьера Леру, фанатический последователь той же самой идеи, но последователь немой и восхищенный его словом, всегда готовый выбросить в огонь все свои произведения, чтобы писать, говорить, думать, молиться и действовать по его внушению. Я лишь популяризатор с усердным пером и впечатлительным сердцем, старающийся пересказать в своих романах философию учителя. Выбросьте из ума, что я великий талант. Я ничто, я лишь послушный и проникнутый верою последователь».

Опровергая далее слухи о какой бы то ни было романтической любви ее к Леру, она прибавляет:

«Я говорю это вам, чтобы вы поняли, что предпринимаемое издание есть с моей стороны серьезное дело самой серьезной в моей жизни веры, а не двусмысленное увлечение какой-нибудь барыньки своим духовником или доктором. Итак, есть еще религия и вера на этом свете! Я чувствую это в своем сердце, как и вы в своем собственном».

Чрезвычайно замечательно и другое письмо ее из того же 1844 г. к священнику X. X., которое является как бы открытым исповеданием веры Леру и Ламеннэ или эпилогом к «Спиридиону».

«Monsieur le desservant.

Несмотря на все, что есть красноречивого и тонкого в вашем циркуляре, несмотря на все то лестное для меня, что вы выражаете мне в письме, которым вы меня почтили, я отвечу вам откровенно, так, как и следует отвечать умному человеку.

Я не отказалась бы присоединиться к какому-нибудь делу милосердия, хотя бы оно было мне указано духовным ведомством. Я могу питать много уважения и личного расположения к членам духовенства и не веду систематической войны против сословия, к которому вы принадлежите. Но все, что будет направлено к водружению католического культа, встретит во мне противника, весьма мирного в сущности (вследствие недостатка силы в моем характере, и недостаточности веса в моем мнении), но непоколебимого в своем личном поведении.

С тех пор, что дух свободы был задушен в Церкви, с тех пор, что в католическом учении более нет ни споров, ни соборов, ни прогресса, ни светочей, я смотрю на католическую доктрину, как на мертвую букву, которая в качестве политической узды стоит над тронами и народами. По моему мнению, это лживое покрывало на учении Христа, ложное толкование великого Евангелия и непреоборимое препятствие для святого равенства, которое обещано Богом и (впоследствии) дастся людям на земле, как и на небе.

Более я ничего не скажу, у меня нет тщеславного желания вступать с вами в прения, и потому-то я вовсе и не боюсь поставить вас в затруднительное положение или смутить вашу веру. Я обязана лишь объяснить вам причину моего отказа, и хочу, чтобы вы не приписали его не чему иному, как только моим убеждениям.

В тот же день, когда вы просто и единственно станете проповедовать Евангелие от Иоанна и учение Иоанна Златоуста, без ложных комментариев и без уступок властителям мира сего, я приду слушать ваши проповеди, батюшка, и опущу свою лепту в кружку вашей церкви. Но я не желаю этого для вас: в тот день ваш епископ наложит на вас запрет, и двери вашего храма будут уже закрыты.

Примите, батюшка, мое извинение за мою откровенность, вызванную вами, и особенное выражение моего глубокого почтения.

Жорж Санд.

Очень интересно сопоставить это письмо Жорж Санд с одним местом из неизданного письма П. Леру от 26 мая 1842 г., в котором он с негодованием и иронией сообщает ей о том, что «философ Жак Рено, присутствовавший вместе с M-me Марлиани при католическом обряде венчания писателя Фабаса» – сотрудника Леру и Рено по «Энциклопедии» – удивлялся-де отсутствию Леру на этой «торжественной церемонии». По мнению Леру, это «удивление» недостойно философа, является постыдной уступкой со стороны Рено, и в заключение Леру предсказывает, что «они кончат тем, что станут ходить на исповедь». Как видно из вышеприведенного письма к священнику, Жорж Санд была тогда прямолинейнее и Рено.

Но Жорж Санд не ограничивалась тем, что сама мало-помалу сделалась последовательницей Леру. Она с самого начала стала пытаться, как только могла, вербовать ему прозелитов и деятельно проповедовала его учение своим друзьям. Как мы видели, уже на Майорке она «просвещала» по части философии Леру и Рено Мориса и Шопена. В течение своего пребывания в Марселе она, по-видимому, «обратила» доктора Ковьера, лечившего Шопена. Она пишет об этом M-me Марлиани:

«Доктор Ковьер читает «Энциклопедию» и восхищается Леру и Рено с таким либеральным и философическим пылом, который молодит его на сорок лет. Он по всему городу проповедует это учение и благодарит меня за то, что я его просветила. Он мечтает приехать в Париж для того только, чтобы увидеть Леру, т. к. упрекает себя, что не познакомился с ним раньше. Этот доктор очень достойный человек. Я расстанусь с ним с сожалением».

Вскоре этот доктор Ковьер стал, в свою очередь, деятельным адептом Леру. Леру посылал ему, через Жорж Санд и прямо, целые десятки своих брошюр или книг для распространения и часто заранее просил Ковьера выслать ему разом все деньги за них вперед.

По-видимому, Жорж Санд также занимала у Ковьера крупную сумму для Леру, которую этот последний собирался уплатить также своими книжечками, как то мы вскоре увидим из подлинных писем Леру.

Но ей привелось и в гораздо больших размерах, на деле, доказать свою преданность и готовность жертвовать своим спокойствием и личными интересами во имя идей, исповедуемых Леру, или ради помощи ему самому.

Обратимся поэтому вновь к ее отношениям к редакции Revue des deux Mondes. Мы видели уже, что со времени написания «Спиридиона» отношения ее с Бюлозом испортились. В следующие затем годы, 1840 и 1841, они отнюдь не поправились, т. к. для обеих сторон явились новые причины быть недовольными друг другом. Во-первых, как мы рассказали в предыдущей главе, Бюлоз сделал всякие затруднения Жорж Санд, когда она захотела продать все свои уже вышедшие произведения Перротену, вследствие чего между ними возник процесс,