которые прошу вас взять из моих фондов и передать г. де Ламеннэ. Я надеюсь собрать еще что-нибудь, но, в общем, это будет немного, ибо я могла заставить посодействовать этому лишь моих близких друзей, а так как они честные люди, то с ними происходит то, что весьма нередко случается в подобном случае: они бедны»...[302]

Поэтому в конце другого неизданного письма от 15 августа 1839 г., все к той же M-me Марлиани, в котором Жорж Санд просит ее внести за нее из имеющихся у нее денег писательницы известную сумму, вероятно, для той же коллекты, устраиваемой в пользу Ламеннэ, или им устроенной в пользу чего-то, и, говоря о том, что она сама в течение короткого времени собрала «во имя хорошей идеи до 2500 фр.», и что ей в данное время трудно прислать более, она прибавляет:

...«тем более, что Бюлоз в бешенстве от моей метафизики и сильно бушует. Он раскается и придет, повеся уши, просить прощения. Но пока я без денег и была бы без хлеба, если бы у меня здесь, в Ногане, не было кредита... Кроме моих 40 фр., дайте аббату 10 фр. от Шопена и 5 фр. от Роллина, т. е. в общем 55 фр., в ожидании большего»...

24 августа того же года Жорж Санд пишет:

...«Если у вас еще остается 100 фр. моих денег, передайте их г. де Ламеннэ для нашего маленького дела»...

Итак, в 1839 г. Жорж Санд продолжала проявлять горячее участие к аббату и его деятельности, и Ламеннэ относился к ней очень дружески, но мы уже говорили, что в нем всегда сильно было чисто священническое недоверие и презрение к женщинам, которое он высказывал и в частных своих письмах (например, к de Vitrolles), и в разговорах.

И вот Леру сыграл не очень красивую роль, постаравшись однажды воспользоваться подобными разговорами для того, чтобы посеять недоверие Жорж Санд к нему. Вот отрывок из письма Леру (без числа и без года), могущий пролить довольно много света на то не совсем понятное письмо Жорж Санд к Ламеннэ, которое помещено в «Correspondance» под февралем 1841 г.. По нашему же мнению оно относится к осени этого года (читатель ниже увидит, что это именно так и есть), и является ответом Жорж Санд на письмо, написанное к ней Ламеннэ из тюрьмы Св. Пелажи, и внешним поводом как бы имевшее известную выходку Ламеннэ против женщин в одной из его статей. Несомненно, что внутренней причиной, побудившей Ламеннэ написать Жорж Санд, была именно боязнь его, как бы разные милые сплетники и передатчики не успели бы так «передать» его разных слов и разговоров, что обидели и оттолкнули бы от него Жорж Санд.

(Мы приведем ниже первую половину письма Леру, относящуюся к его денежным делам и литературным предприятиям, а теперь прямо начнем со второй):

...«У меня сегодня сердце еще более уязвлено, тем обыкновенно, сказать ли Вам почему? Да, надо сказать Вам это, так как надо, чтобы Вы знали, как и я, где наши друзья и где враги.

Я был вчера в тюрьме Сент-Пелажи. Я накануне послал мою книжечку г. де Ламеннэ. Вы знаете, что он мне многократно отказал в позволении видеть его. Потому я и не видел его. Но я узнал все, что он говорит и о маленькой книжечке,[303] и обо мне, и о Вас, и о наших друзьях. Он говорит, что книжечка (с нее надо начать, ибо она и послужила поводом) глубоко безнравственна, что это просто ла Бретонн,[304] что, кроме того, все, что я написал, я нашел у ла Бретонна. И он кажется смущенным и в отчаянии от того, что у него могли быть какие бы то ни было отношения со мной.

Что касается Вас, то он говорит, что едва-едва знает Вас, что он лишь раз был у Вас, что в некоторую эпоху, когда Вы были очень огорчены и волновались, Вы написали ему, что желали бы удалиться в какую-нибудь деревушку близ Ла-Шенэ, и что он Вам предложил свой дом, но что, к счастью, Вы не приехали. Он говорит, что за исключением его единственного визита к Вам, он видел Вас у M-me Марлиани.

Но хуже всех он разделывает нашего друга, M-me Марлиани. Он признает, что она ревностно спешила исполнять все добрые дела, на которые он ей указывал, но это потому, говорит он, что ей необходимо суетиться. Дом ее – дом соблазна и разврата. Он в конце концов заметил-де, что в этом обществе его эксплуатируют – и удалился.

Потом он прибавил еще целую массу вещей по поводу M-me д’Агу. Затем он вновь метал громы против учителей соблазна.

Дорогой друг, сегодня ночью я много думал об ослеплении этого большого ребенка, называемого Ламеннэ. Вот он вновь переживает какую-то метаморфозу. Что-то с ним будет? Уже давно я сказал: «это последний христианский священника». А теперь я готов прибавить: «и ничего более, как только священник».

Я не написал бы вам этих подробностей, если бы не знал ваших сил. Это Торе и другие политические деятели, видавшие г. де Ламеннэ, передали мне эти подробности. Они это сделали в надежде и уверенности, что г. де Ламеннэ не узнает об их нескромности относительно этих его излияний. Так пусть же он и не знает, что мы знаем, что он думает. Кроме того, вы ведь знаете его: за исключением кое-каких недомолвок, он, наверное, всему свету поведает о своей враждебности. Так, например, вчера, когда его навестил республиканец Ландольф (за матерью и сестрой которого ухаживала госпожа Марлиани по указанию Ламеннэ – да будет это сказано в скобках), он принялся наставлять его по поводу моей книги с какой-то злобой и очень иронически. Ну, пусть мы знаем это, но будем великодушны, будем выше, выше! Это я всегда себе повторяю. Я счастлив, что и вам я это могу сказать.

Ваш друг Пьер Леру».

Как видит читатель, несмотря на все старания Леру «замазать» и смягчить впечатление собственной нескромности, ему приходится, в конце концов, даже несколько софистически представить весь этот инцидент, как новый повод к самосовершенствованию, однако несомненно... «выше» было бы просто не передавать всех этих сплетен. К счастью, этот не совсем красивый поступок Леру не повлиял на дружбу и уважение Жорж Санд к великому старому ее другу и, как мы знаем, она и в 1843 г. в «Revue