Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате теории «местной полиции» и «помешанного на наркотиках грабителя» – самые правдоподобные (и, увы, самые банальные). Полиция, как известно, ищет наркотики – либо ниточки, ведущие к наркоторговцам, – без ордера, а тех, кто употребляет наркотики, как известно, обыскивают без всякой причины. Ну и, опять же, известно, что ФБР и ЦРУ ищут «инкриминирующие» или «опасные» материалы, которых на самом деле не существует.
Или, возможно, правильный ответ: «ничто из вышеуказанного».
В любом случае голое изложение этих теорий не позволяет судить о том, с каким пылом Фил их излагал. Тим Пауэрс, который познакомился с Филом в 1972 году, пишет, что «Фил тогда купил альбом «Роллинг Стоунз» Sticky Fingers […], и я до сих пор не могу слушать треки Sister Morphine или Moonlight Mile без того, чтобы мгновенно переместиться в гостиную, погрузиться в старое коричневое виниловое скрипучее кресло-мешок, а Фил тут же рядом сидит на кушетке; бутылка на столе между нами; Фил хмурится, поскольку решает, какую часть некой чудовищной истории он решится мне рассказать («а если я расскажу вам все остальное, Пауэрс, вы свихнетесь»)».
Какой бы высокой драмой ни обернулся этот взлом в годы, наступившие после него, жизнь была достаточно мрачной в последующие дни и недели. В своих дневниках Фил умудрился найти один луч надежды: «Налет 17 ноября не заставил меня задуматься, что кто-то преследовал меня. Он подтвердил это. Когда я увидел взлом, то подумал: «По крайней мере, я не параноик»». Но в целом дневник прослеживает хронологию горя.
Вскоре после этого события Шейла вернулась навестить его. Фил умолял ее лечь спать с ним; ему хотелось только крепких объятий. После ночи, проведенной вместе, она ушла. Следующий день был: «День энтропии. Дезориентация. Конец мира». Позднее: «День за днем, в одиночестве, я знаю, что ночью некто собирается добраться до меня. Изоляция. Никто не заходит и не звонит». Сэнди, Донна, Шейла… никого из них не было рядом с Филом после случившегося. Но он продолжал любить их, несмотря на их отказ играть роль матери:
Когда ты теряешь того, кого любишь, – как когда мама-кошка теряет своих котят, она бежит в лес и хватает первое попавшееся маленькое, беспомощное и зависимое существо, чтобы дать ему свое молоко, – вот что я делал, после того как Нэнси и Иза покинули меня. Но я и сам с возрастающей силой страстно желал заботы. Я потерял свою любовь – я хотел ее отдавать, крепко прижать к себе другого человека и защищать его. [Донна, и Шейла, и Сэнди] чувствовали это и получали это от меня. Но перемена ролей была нестерпимой и угрожающей для всех троих.
Вмешалась судьба, жестокая и добрая одновременно. В феврале 1972 года Фил был приглашен принять участие в «Ванкуверском НФ-Конвенте»[190] в качестве почетного гостя. Обычно путешествия не вызывали у него особого удовольствия. Но с ночами, полными страха, поездка в Ванкувер, когда все можно послать к черту, когда все оплачено, имела свою привлекательность. Фил купил билет для Донны, которая обещала сопровождать его. Затем он взялся за работу над своей речью The Android and the Human[191] – его первая законченная писательская работа с тех пор, как ушла Нэнси. Он посвятил текст Донне и планировал поцеловать ее прямо перед аудиторией после выступления. Но в последнюю минуту Донна сдала свой билет и обменяла его на наличные; она путешествовала очень мало и сильно боялась.
Перед самой поездкой была кратковременная отсрочка, тем более приятная, что неожиданная. Фил навестил Энн в Пойнт Рейес Стейшен с целью повидаться с Лорой и тремя падчерицами. Во время этого визита Фил разрыдался, и Энн утешила его. Впервые после 1964 года добрые чувства пробежали между ними. По правде говоря, это было лишь отдельное мгновение; Фил не смог заставить себя простить Энн те недостатки, которые он в ней усматривал. Но ее доброта в тот момент была бальзамом, за что он был ей чрезмерно благодарен.
Фил отправился в Канаду один, взяв с собой потрепанный чемодан, мятый тренчкот и Библию. Дом в Санта-Венеции с разбитыми задними окнами для легкого и незаконного доступа перешел в собственность залогодержателя. Вскоре после этого оставшаяся собственность Фила была разворована.
Тяжелые, странные времена. И нет Донны, чтобы исправить реальность. В Канаде, в одиночестве, Фил всеми силами пытался умереть.
Меня считают странным, Кэрол. Тебя это, наверное, удивляет. Странный сексуальный Фил – так зовут меня. Здесь нет психиатров, так что я не могу ни к кому обратиться; я все кручусь-верчусь, становясь все более странным. Постепенно все начинают понимать, что, несмотря на мою славу и мои великие книги, я несу определенную ответственность за все то, что знаю или к чему имею какое-то отношение.
Теперь я живу простой жизнью; никто здесь (в округе Ориндж) не знает, что я был когда-то «торчком-хиппи» (как меня, бывало, называли)… и все же я скорблю о потере моей жены и ребенка от этого брака, которого я бы очень хотел увидеть, но не могу. Так или иначе, у нас с Тессой скоро будет новый ребенок […], и в этом надежда на то, что решение проблемы смерти старой жизни – закономерность и стихия, лежащая в основе формирования нового.
Я уже много говорила о нем и могу только добавить, что у нас была безумная романтическая любовь, которая чуть не убила нас обоих. Фил не был святым, и он мог временами быть очень жесток, но он любил меня больше, чем Данте любил Беатриче, и я боюсь, что это то, чего я никогда больше не найду.
Размышляя о самоубийстве в чужой стране, Фил решает, вместо того чтобы начать новую жизнь с нуля, отказаться от амфетаминов. Находит новую жену в округе Ориндж, пишет классическую трагедию о наркокультуре и делает вывод, что реальность «удивительно проста», как и его жизнь, которая снова перевернулась вверх тормашками
Фил появился в Ванкувере 16 февраля 1972 года и, к своему восхищению, был торжественно принят в качестве почетного гостя конвента.
В течение двух часов после прибытия Фил вселился в свой гостиничный номер и пошел в кабаре. На следующий день Университет Британской Колумбии провел шикарный факультетский клубный обед в его честь, на котором его речь The Android and the Human была встречена с энтузиазмом, как и через два дня, когда он прочтет ее перед аудиторией конвента. Майк Бейли, организатор конвента, который сопровождал Фила в его передвижениях, был удивлен энергией Фила, особенно после того, как в первый же вечер Фил тихо признался ему, что он не предполагает прожить долго или написать еще одну книгу.