– Они правы, Эфира, – тихо сказал Гектор.

Эфира уставилась на него:

– Ты согласился это сделать.

– Согласился, – ответил Гектор. – Я готов сделать что угодно, чтобы спасти Беру. Но мы не можем освободить бога.

Эфира смотрела на него так, словно подумывала снова убить.

Но прежде, чем она успела выпустить злость, Гектор продолжил:

– Так что, когда отвяжете его от Беру, впустите его в меня.

– Что? – спросила Эфира.

Джуд сделал шаг к нему.

– Гектор, нет.

– Я тоже неупокоенный, – ровным голосом ответил его друг. – Я единственный, кто может удержать в себе бога и не умереть. Антон сможет снова связать его во мне с помощью других Реликвий. Это не идеальное решение, но пока у нас не появится другой план…

– Нет, – в голосе Джуда звенела категоричность. – Гектор, ты не станешь жертвовать собой.

– Беру уже жертвует собой, – ровным тоном ответил Гектор. – И у нее не было выбора.

– У нас есть план, – сказал Джуд. – Тебе не нужно этого делать.

– Какой план? – спросила Эфира.

Джуд глянул мимо Ильи на Странницу. Они словно обменялись словами, и это общение было таким незаметным, как движение век. Возможно, Антону все показалось.

Но прежде, чем Джуд успел что-то объяснить, во вспышке яркого света на алтаре появился бог вместе с Лазаросом. Между ними стоял серебряный сундук.

– Я вижу, что ваши друзья тоже здесь. – Они никогда не привыкнут, что этот древний и ужасный голос исходил из уст Беру. Взгляд бога остановился на Страннице. – Опять ты.

Он сжал кулак, и ее тело резко дернулось.

– Нет! – воскликнула Эфира. – Если хочешь, чтобы я помогла, то отпусти их.

Бог склонил голову, глядя на Эфиру.

– Ты пытаешься торговаться со мной?

– Не торговаться, – ответила она с легкой дрожью в голосе. – Угрожать.

– Нельзя угрожать богу, маленькая смертная, – вокруг Эфиры прогремел голос бога. – Я могу содрать с тебя кожу живьем.

Он бросил Странницу на пол. Она свалилась с платформы и приземлилась на пол санктума. Антон побежал к краю платформы и, схватившись за перила, посмотрел вниз. Высота составляла примерно двенадцать футов.

– Я в порядке, – произнесла Странница, прижимая руку к боку и поднимаясь на ноги. Скорее всего сломала ребро. Ее взгляд метнулся к богу, и Антон последовал за ним.

– Я нужна тебе, – сказала Эфира. – Беру все еще сражается внутри тебя, не так ли? Ты думал, что она сдастся, но она не сдалась. И не сдастся. Так что позволь мне освободить тебя от нее, и в обмен ты оставишь моих друзей в живых.

Снова заговорив, бог обратился к Лазаросу:

– Отдай ей Чашу.

Лазарос тут же повиновался и вытащил из серебристого сундука знакомую, покрытую камнями Чашу и протянул ее Эфире.

Эфира сжала ее ножку и бросила взгляд на Гектора, прежде чем закрыть глаза. Через мгновение Чаша засияла. Девушка вытянула другую руку и, дрожа, коснулась щеки Беру. Тонкие усики черного дыма вытекали из Беру.

Теперь наступил черед Антона достать Реликвии.

Он двинулся вперед, нацелившись на серебристый сундук возле Лазароса, но его резко дернули назад. Прежде чем он успел понять, что происходит, перед ним появился Джуд, взял его лицо в руки и поцеловал. Антон был слишком ошарашен, чтобы ответить на поцелуй. Слишком ошарашен, чтобы двигаться. Его разум бешено вращался, кровь неслась по венам.

Он отстранился от Джуда, крепко держась за его плечи и рассматривая лицо.

Там были написаны все ответы, обнаженные перед Антоном. В глазах Джуда, темных от отчаяния. На его лбу, напряженном от боли. На губах, мягких и дрожащих от чувства вины.

– Я люблю тебя, – сказал Джуд, и это прозвучало как извинение.

Прозвучало как предательство.

Джуд развернулся на каблуках и бросился через платформу к санктуму внизу. Туда, где стояла Странница. Она протянула Джуду руку, и тут Антон понял.

– Что он делает? – спросил Гектор.

Но Антон не мог ответить. В его крови загремела ранее неведомая ему ярость.

– Ананки! – срывающимся голосом закричал Антон, сжимая перила платформы. – Лгунья! Трусиха! Ты не лучше Палласа!

Он бросился через платформу к лестнице, а храм сотрясался вокруг него. Он чувствовал священное слово. Сначала слабое эхо, но оно нарастало, словно гром. Он чувствовал, что снова тонет, легкие боролись с ледяной водой. Он не мог дышать.

Джуд умирал, а Антон не успевал помешать этому.

А потом храм замер. Буря эши Джуда и священного слова внутри успокоилась.

Антон посмотрел вниз, страшась того, что найдет там. Сначала его взгляд отыскал Джуда. Тот стоял на коленях, одной рукой опираясь на холодный мраморный пол, другую прижимая к груди, вздымающуюся от панического дыхания.

Он был жив. Священное слово все еще было заперто внутри него. Странница не успела выпустить его.

Кровь Антона похолодела, когда он понял: бог остановил ее.

Бог, все еще находящийся в теле Беру, стоял рядом со Странницей и Джудом, вытянув руку. Усики черного дыма выходили из рук и ног Беру, оборачиваясь вокруг ее талии и шеи. Они рванули вперед, окутав Странницу и удерживая ее на месте, пока бог взирал на нее.

– Ананки, – произнес он. – Ты была моим самым большим разочарованием.

– Больше, чем Паллас? – выдохнула Странница. – Разве не для этого ты нас создал? Других пророков? Потому что знал, еще тогда, что Паллас не такой преданный слуга, каким себя считал. Ты почувствовал в нем слабость.

– Я хотел, чтобы вы были лучше него, – согласился бог. – Но все люди слабы. Я всегда это знал.

– И все же, – сказала Странница, – в нас есть что-то достаточно сильное, чтобы справиться с волей бога. Тогда ты это не понимал, и это стоило тебе жизни.

Глаза Странницы встретились с глазами Беру, и в ее взгляде было что-то яростное и непоколебимое. Антон узнал это выражение лица: она выглядела так же почти две тысячи лет назад, стоя перед Темарой и противостоя другим пророкам.

– Ты ошибаешься, – выплюнул бог. – В вас нет ничего сильнее моей воли.

Бог поднял руки к небу, и из них полился свет, обволакивающий Странницу. Она сдавленно вскрикнула. Антон почувствовал нежный звон серебристого колокольчика ее эши, резко замершего и оставившего за собой ужасную тишину, когда женщина упала на пол.

Антон закричал, ударившись коленями о холодный мраморный пол, наблюдая, как Странница умирает.

Беру почувствовала, как жизнь Странницы угасла, подобно пламени свечи. Внутри нее гремела ярость бога.