– Ты никого не щадишь, – прошипел сквозь зубы мистер Торес, утешительно положив ладонь на руку дочери, сжавшейся от колкой фразы.

– Победителей не судят, – ответил Грант, напоминая Филиппу его же слова, произнесённые в парке аттракционов.

Торес вновь усмехнулся и довольно кивнул.

– Как бы там ни было, но ты мой ученик, Грант. И из-за меня стал тем, кем являешься. Будь ты моим сыном, я бы гордился.

Одри подняла голову, чтобы посмотреть на реакцию Гранта. Если верить словам Лиз, то его настоящий отец всю жизнь испытывал к сыну неприязнь. Такие слова теоретически способны были задеть хоть малейшую струну души Гранта. Но в действительности они вряд ли его зацепили. Расстроить Гранта очень сложно. А порою и вовсе невозможно.

– Не сомневаюсь, – притворно улыбнулся Грант и продолжил: – Хочу поговорить с тобой наедине. Позволишь?

Филипп взглянул на Терезу и, похлопав её по руке, мягко приказал отправляться в его машину.

Грант посмотрел на Одри. Ей не нужно было что-то говорить. Она сама отошла на несколько шагов, наблюдая за разговором двух давних врагов. Одри нервно выдохнула, ощущая, что вот-вот должно что-то случиться. Праздник закончился, а мести Гранта всё ещё не было видно и слышно. Доминик Хардман не мог передумать. Он не оставит смерть своего человека безнаказанной.

– Лиз, – Одри резко схватила за руку проходящую мимо девушку Джексона.

– Чего тебе? – Лиз возмущённо насупилась, посмотрев на Одри.

– Что вы задумали?

Лиз похлопала ресницами и, заманчиво улыбнувшись, отвернулась. Она продолжила свой путь к машинам Блокады.

Такая реакция ещё больше возбудила подозрения Одри. В глазах Лиз читалось коварство. Если такой, как она, нравится план Гранта, значит, это должно быть что-то особенно жестокое и совершенно непоправимое.

Буквально через секунду она убедилась в своих догадках.

Одри вскрикнула от внезапного испуга, когда земля под ногами задрожала. Раздался мощный оглушающий взрыв, который сбил с ног всех людей, находившихся поблизости правого крыла ресторана.

Одри едва устояла на ногах, схватившись за перила. Она слышала в ушах свист и отдалённые крики людей. Кто-то кричал, что нужно вызвать скорую, кто-то пытался донести, что нужно отсюда убираться. Одри приложила руку ко лбу, прищурив глаза, чтобы понять, что так сильно ослепляет её.

Она шокировано прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Яркое пламя, которое становилось всё выше, полностью заполонило красный Феррари, машину Филиппа. Там ведь Тереза!

Одри быстро оглянулась на то место, где должны были стоять Грант и Филипп. Она искала их глазами, но никого, кроме мешающих её глазам перепуганных людей, не увидела.

Узнать Филиппа помог раздирающий горло мужской крик. Она помчалась в сторону этих стонов и мучительных всхлипов. Поблизости пылающей машины на коленях стоял Филипп, а в двух шагах от него был Грант, смотревший на своего противника с упоением и злорадством.

Одри схватилась за свое платье, поднимая его, чтобы подол не мешал бежать к ухмыляющемуся Доминику Хардману.

– Грант! – крикнула она, останавливаясь в футе от него.

Он быстро взглянул на неё. На его лице больше не было той самой улыбки. Беспощадной улыбки.

– Что ты за человек! Ты убил её! – она сжала руки в кулаки, быстро приближаясь к нему, и, оказавшись рядом, изо всех сил толкнула в грудь. – Ты отвратительный! Ненавижу тебя, Хардман! Ненавижу!

– Одри, – прошептал он, не прерывая её попытку выплеснуть свою ярость в ударах. – Ты неправильно поняла. Подожди.

– Сколько ты ещё будешь убивать людей? Сколько? Хватит мстить! Ты делаешь хуже и себе, и окружающим!

– Одри, просто успокойся. Ты всё поймешь. Это не конец.

Она помотала головой, будучи не в силах отыскать то самое спокойствие, о котором он говорил. Одри оглядывалась по сторонам и всюду видела последствия поступка Доминика Хардмана.

Она никак не могла понять, что сейчас говорит Грант. Что она не так поняла? Всё ведь предельно ясно. Он убил дочь Филиппа.

– Ты! – послышалось позади.

Филипп, спотыкаясь, встал, уже готовый накинуться на Гранта. Он сцепил зубы, словно разгневанный пес. Попытка собственными руками придушить врага была предотвращена сильной хваткой двух мужчин. Это были Ник и Джексон. – Я тебя уничтожу, Гарсиа! Как и когда-то раньше уничтожил!

– Ошибка. Ты не уничтожил меня. Ты только лишил меня совести и сострадания, – поправил его Грант.

– Филипп, тебе сейчас должно быть очень больно. Не так ли? – продолжил он, останавливаясь перед Торесом, чтобы посмотреть на него сверху вниз, когда Джексон одним резким движением заставил мужчину снова встать на колени.

Филипп едва находил в себе силы дышать. Казалось, от ярости и горечи он мог задохнуться. Его не столько мучила смерть дочери, сколько унижение из-за необходимости стоять на коленях перед Хардманом. Перед ещё совсем молодым парнем, который решил, что может с ним тягаться.

– Саймону тоже было больно, когда ты убил его отца, – продолжил Грант, присаживаясь на корточки, чтобы видеть глаза Филиппа. – Ты отправил в могилу моего близкого человека, а я…

На миг он запнулся, шире улыбаясь.

– А я решил насладиться твоей беспомощностью, никого не убивая. Знаешь, это приятно.

В попытке отдышаться Филипп облизал губы и, нахмурив брови, задрал вверх подбородок. Он посмотрел на Гранта глазами, полными убийственной ненависти.

– Мэган, – позвал Грант и медленно поднялся.

Из-за угла вышла Мэган. Она крепко держала за руку милую Терезу, которая перепуганными глазами смотрела по сторонам, не понимая, что произошло.

– Папа? – голос девушки был обеспокоенным.

Филипп уставился на свою дочь, на которой не было и царапинки. Он не мог прийти в себя и поверить своим глазам. По его щеках катились слезы, но Торес, опираясь рукой на асфальт, смог подняться и направиться к дочери. Он заключил её в объятия.

Из тени здания появился Питер. Со стыдом опустив голову вниз, он медленно приблизился к Филиппу.

– Доминик нас одурачил, – грустно бросил Питер. Ему стало не по себе от того, что они все повелись на эту аферу.

Филипп обернулся и взглянул на Гранта. Торес видел, как враг, хитро улыбнувшись, помахал рукой. Грант передал ему молчаливый привет, означавший его победу в этой схватке.

Одри застыла, словно статуя. Такой поворот невозможно было предсказать. Она почувствовала, как кто-то аккуратно взял её за руку и повёл в неизвестном направлении. Одри не сразу пришла в себя, чтобы найти силы и произнести хоть одно слово.