Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня я гощу здесь последний вечер, и в качестве особой милости мое имя внесли в список узкой группы придворных, допущенных к королевскому ужину. Остальные гости – люди знатнейшие, хотя и не представляют собою ничего особенного: Ришелье, герцог д’Антен, маркиз де Мёз, Шаролэ и еще несколько лиц, чьих имен я не знаю, а также мои сестры. Мы собрались здесь все вчетвером впервые после встречи на Набережной Театинцев и смерти нашей матушки. Жаль только, что с нами нет Полины. К счастью, нет и ее воскового бюстика: он так и остался в Сен-Леже. Впрочем, над камином висит ее портрет, заказанный королем уже после ее кончины. Эта картина мне нравится. При взгляде на нее мне делается как-то грустно и спокойно. Бессердечные придворные хмыкают и говорят, что портрет совсем не похож на оригинал и что художнику Натье надо бы пальцы отрубить за то, что нарисовал не женщину, а свою фантазию.
Шаролэ бочком подходит к столу и поглаживает Снежинку, которая вонзила зубки в пучок сельдерея.
– Здорово, курносенькая.
– Не называйте меня так! – Мне не очень-то удается соблюдать учтивость по отношению к людям, которые неучтивы со мною.
– Да я с кошкой говорю, не с вами.
На Шаролэ сегодня наряд какого-то зловещего лилового цвета. Желтоватые отсветы ламп придают ей нездоровый вид, очень неприятный.
– Ее зовут Снежинка, – сухо замечаю я. – И для чего называть кошку курносенькой?
Она оставляет кошку в покое и адресует мне принужденную улыбку. Снежинка сваливается со стола на пол и растерянно мяукает.
– Что ж, примите мои поздравления, – мурлычет Шаролэ, отталкивая кошку ногой. – Значит, герцог де Лорагэ. Неплохо, неплохо. Вам поистине везет на влиятельных друзей и близких. – Она бросает взгляд на Марианну и Ришелье, которые вместе смеются чему-то, стоя под портретом Полины.
– Откуда вам известно? – нервно хихикаю я с неприкрытым изумлением.
– Ах, мадемуазель! Я знала об этом еще прежде вас. Во вторник.
Сегодня суббота, а мне Ришелье сообщил об этом только вчера. С тех пор я парю где-то на седьмом небе. Я выхожу замуж!
– Право, не знаю, как его сумела уговорить семья: первая жена его, Женевьева, была редкой красавицей. У нее были совершенно необыкновенные глаза, – продолжает Шаролэ.
Мне на помощь приходит Луиза, которая приносит к столу Снежинку.
– Чудесная новость, чудесная. – Она вся сияет, и я знаю, что она и вправду рада за меня. – Диана выходит замуж и станет герцогиней! Вскоре она будет находиться при дворе постоянно. У ее супруга здесь просторные апартаменты. Очень просторные.
– М-м-м… – Шаролэ бросает неприязненный взгляд на Луизу, потом вновь поворачивается ко мне: – Мы было решили, что этого никогда не случится. Не знаю ни единой живой души, которая впервые выходила бы замуж в двадцать восемь лет. Это ведь уже старость. Будем надеяться, что там все наглухо не заросло, – добавляет она еле слышным шепотом и выскальзывает из покоя.
– Не обращай внимания, Диана. – Луиза ласково сжимает мне локоть, и я ей улыбаюсь.
Вижу, что Луиза нервничает, но не пойму отчего. Всю эту неделю она была сама не своя и спала с лица. Говорит, что это от скуки, – она ведь теперь больше не прислуживает королеве. Луиза обмахивается веером и наблюдает за Марианной и Ришелье. Под глазами у нее черные круги, которые она пыталась замаскировать пудрой, но пудра не слишком помогла.
Гортензия удобно расположилась в кресле и довольно улыбается. На ней свободное платье серого цвета, которое стекает с нее, как настоящая река из шифона. Она на последнем месяце беременности, но выглядит еще красивее, чем прежде. Румянами она не пользуется, и все же щеки у нее очень румяные. Остальные дамы, даже Марианна, на ее фоне кажутся бледными, и я заметила, что Шаролэ старается держаться подальше от Гортензии. Гортензии очень нравится придворная жизнь, и время от времени сестра провозглашает, что даже такая красавица, как она, не может не быть благочестивой в этих стенах. Звучит не очень-то скромно (мадам Ледиг неизменно говорит, что павлинье тщеславие – большой грех в глазах Господа), но я уверена, что Гортензия вполне права.
Марианна сегодня тоже исключительно красива, хотя и она старается не приближаться к Гортензии. Она одета очень просто – в платье из белого шелка с черными бантами. Я пробовала уговорить ее добавить немного цветов или кружева, но она ответила, что порой простота служит лучшим украшением и что есть разница между элегантностью и вычурностью. Она сказала это точно так, как мадам Ледиг! Марианна очень уверена в себе, а здесь выглядит красивее, чем в те дни, когда жила у тетушки. Похоже, что великолепие Версаля вполне ей подходит. Марианна рассказала, что мой брак устроили они с Ришелье. Не знаю, как это у нее получилось, но уже начинаю думать, что она в состоянии добиться чего угодно.
– Да что это здесь происходит? – В комнату широким шагом входит король и вытаскивает Снежинку из миски с салатом, что стоит на приставном столике. Кошка жалобно мяукает. Король морщится от запаха вина – все его чувства настолько же утонченные, как и манеры. – Неужели кошка пьяна?
– Сир! – Лакей по имени Жонглон низко кланяется, смеется и обливается потом. – Снежинка оказалась настоящей гулякой и получила огромное удовольствие от шампанского.
Король хмурится, атмосфера в комнате сразу меняется, и все начинают испытывать неловкость из-за неразумного поступка Жонглона и его отвратительной шутки. Мигом сникший лакей забирает кошку из рук короля и выходит, дав обещание не отходить от бедного животного, пока оно не протрезвеет.
Ну нет! Я не хочу, чтобы Снежинку уносили.
– Ах, сир, но ведь это было так забавно, вы бы и сами посмеялись, если бы видели. Снежинка пыталась разорвать на куски сельдерей и…
Король рассеянно улыбается мне. Все вокруг говорят, что не положено заговаривать с королем, пока он сам не обратится ко мне, но он ни разу не выразил своего порицания. А ведь его мнение – единственное, с чем следует считаться, разве нет? Время от времени я ощущаю на себе его взгляд, а когда я перехватываю этот взгляд, он всякий раз просит прощения, хотя мог бы этого не делать, и говорит, что я напоминаю ему Полину. Говорит, что я как тень, как набросок к портрету Полины. Наверное, это такой комплимент?
Король занимает свое место во главе стола и взмахом руки разрешает нам садиться, кто где пожелает. Я хихикаю, глядя, как все присутствующие из кожи вон лезут, чтобы показать свою учтивость, хотя каждый норовит сесть как можно ближе к Его Величеству. Одна лишь Луиза улыбается, как святая, и садится за дальним концом стола. Зелия была права: самоуничижение вызывает восхищение. Галантный герцог д’Эйен помогает Гортензии опуститься на стул, который она себе выбрала. Я разрываюсь между Снежинкой и выбором стула, но все-таки лучше, наверное, сесть: Луиза весь день только и говорила мне, какая большая честь оказаться приглашенной в этот узкий круг.
Я плюхаюсь на место в середине, рядом с маркизом де Мёзом, которого никто, кроме самого короля, не любит. Марианна отходит и хочет сесть рядом с Луизой в конце стола, но в последнее мгновение оборачивается к королю. Он ей улыбается, и она робко возвращается к нему, словно не в силах противиться его притягательной силе. Король добродушно поглядывает на нее, и щеки Марианны вспыхивают. Мне думается, что Марианна хорошо умеет притворяться, но это, должно быть, к лучшему – разве Зелия не твердила все время, что нам следует скрывать свои подлинные чувства? Только вот что пытается скрыть Марианна?