Так кому же предстоит почить на лаврах, заработанных мной?

Однажды мне приснилось, как гладкая коричневая кожа на моем правом предплечье лопается, как оболочка плода, и под ней обнаруживается морщинистая бежевая кожа, покрытая старческими пятнами. Я смотрела на нее с отвращением, но не с удивлением. Были у меня и другие сны: я пыталась выбраться из тесной оболочки, и когда наконец вырывалась на свободу, с меня тяжелыми складками спадала та же бежевая кожа. Возникает вопрос: где оболочка, а где плод?

Иногда, в очередной раз обманув ее, я чувствовала преступное торжество. Зачем отдавать все ей, когда можно просто притвориться ею? Я уже овладела ее оборотами речи, научилась с оскорбленным видом полировать лорнет. Я могла бы в точности скопировать ее манеру держать голову: всегда прямо, за исключением тех случаев, когда она погружена в раздумья; тогда она наклоняла голову и поднимала плечи. Ее приступы кашля. Затрудненное дыхание, когда она сдерживала кашель. Дрожь в руке, которой она брала перо или рюмку успокоительного; то, как, завидев Финстер, она на мгновение цепенела, как кролик. Я знала, в какой из ее книг подчеркнута фраза «непознаваемый фантом жизни»; в каком шкафу хранятся искореженные останки электромагнитного аппарата для шоковой терапии, работающего по методу Фарадея, а в каком – обугленная, вспузырившаяся эмалевая ваза; на экзамене по определению правомерности наследования я бы безошибочно узнала все ее вещи в случайной подборке предметов. Я могла подделать ее подпись. Я подписывалась лучше нее самой, ведь у нее теперь дрожала рука. Не сомневайтесь: я смогла бы стать директрисой Джойнс. Я стала бы лучшей директрисой Джойнс, чем сама директриса.

Отрывок из «Принципов некрофизики»: «Структура некрокосмоса»

Жизнь; смерть

Куда мы отправляемся после смерти? Директриса Джойнс, основательница нашей науки, первой описала структуру некрокосмоса современными методами. Я попытаюсь рассказать об этом вкратце.

То, что мы называем «жизнью» – всего лишь один пласт многослойной вселенной или некрокосмоса. Умирая, мы обретаем возможность проходить сквозь эти слои. Некрокосмос состоит из языка; мир вокруг рождается с каждым произнесенным словом. Этот мир населяют мертвые; те тоже говорят и умирают; мир, созданный их словами – наш мир.

Позвольте объяснить.

В жизни мы обитаем среди твердых и менее твердых объектов и сами являемся объектами, но от других объектов нас отличает способность говорить. Функция речи – генерировать то, что принято называть «временем»; «зубами тянем мы себя по временно́й оси», – говорила основательница. Для нас речь – это и есть время; отсюда в некрофизике и возникает феномен «речевой оси».

Мы говорим, что умираем, но на самом деле умирают лишь наши голоса; они выпадают из потока времени. А тела остаются.

В краю мертвых время не течет, а представляет собой статичную среду, в которой последовательные события происходят одновременно. Мы привыкли представлять время как ось; для мертвых оно является пространством. Мы обитаем на речевой оси, а мертвые – в речевом пространстве. В речевом пространстве речевая и временна́я оси не совпадают, а перпендикулярны друг другу. Попробуйте провести следующий эксперимент: выберите слово, например, «ворон». Представьте, что оно движется по оси, перпендикулярной временно́й. Даже не понимая толком, что это значит, вы почувствуете, как слово расширяется, становится пространством, внутри которого обитает ворон; вороновым пространством. Очутиться в вороновом пространстве – не то же самое, что увидеть ворона; там все становится вороноподобным, вороноликим, каркающим, пернатым, блестяще-черным.

Хотя подобные попытки визуализировать край мертвых, безусловно, не могут передать реальный опыт пребывания в нем, попробуйте представить, что стало бы с вами, если бы вы одновременно оказались во всех местах и ситуациях, в которых оказывались в течение жизни; не последовательно, где одно идет за другим, а одновременно. Вероятно, вы стали бы похожи на длинную шишковатую мясистую пуповину, обернутую лоскутами узорчатых тканей, хитроумно вплетенную в мир и оплетенную вокруг него; один ее конец оказался бы присоединенным к кровати в мотеле, заднему сиденью автомобиля или пробирке, длинные прямые участки обозначали бы периоды, проведенные вами в путешествии, а в местах, где вы жили долго, образовались бы невероятно запутанные узлы.

А теперь попытайтесь представить себе голос этого пуповинного существа. Ваш голос проходит тот же путь, что и тело, и тоже представляет собой пуповину, но невидимую; поскольку иногда человек молчит, этот шнур разбивается на несколько коротких – их можно представить себе как бусины слегка неправильной круглой формы, если вы стоите неподвижно, или спагетти, если находитесь в движении. Диаметр голоса гораздо больше, чем у тела; голос огибает углы, а иногда даже проходит сквозь стены. Наконец, он медленно затихает, а не обрывается, поэтому контуры его прозрачны; он похож на змеящийся туман.

Хотя все это лишь образы, они помогут понять основную функцию проводника для призраков. Чтобы голоса были услышаны, недостаточно открыть проход в другой пласт существования. Голоса также необходимо преобразовать из синхронной формы в диахронную – грубо говоря, из пространства во время. Рот живого человека пересекается с голосом мертвого, существующего вне времени; при этом последовательность слов «проигрывается» в обратном порядке. Представить этот процесс поможет такая аналогия: книга – сама по себе объект трехмерный – в процессе чтения переводится читателем в линейную, последовательную форму. Так и проводник «читает» мертвых вслух для живых. Лишь тогда, подобно героям романа, мертвые на время оживают. Но между нашими визитами им остается лишь ждать, зажав в застывших пальцах миниатюрные игральные карты и поднося к сморщенным губам курительные трубки.

Означает ли это, что мертвые не могут сказать ничего нового и лишь повторяют то, что было произнесено уже давно? Отнюдь нет; тот факт, что время в краю мертвых не течет привычным чередом, вовсе не означает, что там не случается ничего нового. Как-никак, новые мертвые прибывают туда ежедневно. Нет, это лишь означает, что когда в краю мертвых появляется что-то новое или кто-то новый, оказывается, что он (или она) находились там все время. Также можно покинуть край мертвых, оставив за собой след недавнего и вместе с тем давнишнего присутствия.

Циклическая модель

Если верно, что мертвые тоже умирают и выпадают из речевого пространства, как мы выпадаем из речевого времени, где именно они оказываются в итоге? И если мертвые умирают, значит ли это, что то же самое происходит и с мертвыми мертвых, и с мертвыми мертвых мертвых? Чтобы учесть все эти вероятности, был разработан ряд некрокосмологических моделей. Директриса Джойнс предложила модель «кольца миров», по которой мы передвигаемся, покидая одну станцию и перемещаясь к другой с каждой последующей смертью, пока наконец не возвращаемся обратно в жизнь. Модель представлена на ее великолепной и по-прежнему актуальной карте [48].