— Чувствую, что ты обрадовался. — Голос Фабриса смягчился. — И, конечно же, я очень рад за тебя, Янн, но и ты пойми, как это всё будет смотреться со стороны. Там, на Террасоре, она была выкуплена за деньги как рабыня, здесь, на Цварге, у тебя есть… гх-м-м-м… любящая жена, которая совершенно точно донесёт эту ситуацию до Аппарата Управления. А у Эсмеральды отец, между прочим, не кто-нибудь, а Лукас Диез…

«Я три раза пытался развестись с этой стервой! Пускай подавятся своим мнением, как собака костью! У меня наконец-то будет семья!» — захотелось мне взвыть, но с губ сорвался лишь хрип.

— Тише-тише, я тебя чувствую и без этого, — вздохнул Фабрис. — Всё понимаю. Янн… Я уточнял у Шейны, но, вероятно, она не поняла твоих объяснений, что такое бета-колебания, поэтому спрашиваю у тебя: если её будут проверять на наших аппаратах, найдут следы воздействия?

В первую секунду я хотел возмутиться и послать эмоцию возмущения, а в следующую перед глазами всплыла сцена, как я обнимаю перепуганную Шейну за талию на лошади и уговариваю её поспать, за ней ещё одна — наша первая ночь, когда я выкладываюсь в полной мере, чтобы оттянуть боль на себя.

— Медицинская необходимость… — с трудом выдохнул я.

— Ты понимаешь, что в это никто не поверит? Ну или Эсмеральда извратит всё настолько, что тебя обвинят в изнасиловании. Янн-Янн, что же ты наделал? — вздохнул Фабрис, шурша одеждой. Матрас слева прогнулся под его весом. — Значит, поступим так: я постараюсь в ближайшее время переговорить со всеми положительно настроенными ко мне цваргами из Аппарата Управления, объяснить ситуацию. Буду упирать на то, что у тебя сформировалась привязка[2]. У тебя же она есть?

«Понятия не имею. Я просто её люблю и жить без неё не хочу».

— Итого, я буду упирать на то, что у тебя к ней сформировалась привязка и без встреч с Шейной ты никак не можешь обойтись. Встречи раз или два в неделю, думаю, разрешат. Ко всему, Шейна искренне призналась, что любит тебя. Если через несколько месяцев, когда техника подтвердит, что в её мозгу нет следов воздействия бета-колебаний, она повторит свои слова, то тебе разрешат с ней видеться чаще. А через год, при удачном стечении обстоятельств, успешных родах и заслугах перед планетой, я думаю, можно будет вновь поднять вопрос о твоём разводе с Эсмеральдой.

Месяцы, год… В моих ушах это звучало как вечность. Слова Фабриса резали по сердцу, хотелось встать и бежать, найти Шейну, сжать в объятиях и сказать, что люблю её больше всего на свете, но я с трудом мог даже говорить.

— Ничего страшно, разберёмся, Янн. — Брат хлопнул меня по плечу и поднялся. — Разберёмся. Главное сейчас — не пороть горячку и действовать аккуратно. Поправляйся, тебе действительно очень сильно досталось.

С этими словами он поднялся с кровати. Я с трудом прохрипел:

— Фабрис…

— Да?

— Спасибо.

***

Шейна

Даня оказалась чудесной. Она помогла мне с жильём, поговорила с высокими людьми в форме, объяснила, что все документы придут в течение недели из Секретариата Службы Безопасности, ответила на сложные вопросы и даже немного поскандалила, заявив, что гиена — вполне себе крупная домашняя кошка, а затем отвела в очень просторные комнаты.

В них было столько мебели! Кровать, кресла, высокие столы, шкафы, а ещё огромная ванная и туалет. А ещё техника: головизор, кофемашина, кондиционер, сейф, чайник, мини-холодильник… Что-то оказалось привычным после двух месяцев жизни на «Галилее», что-то новым (с сейфами я до сих пор не сталкивалась), но всё равно богатство апартаментов поражало воображение. Я невольно подумала, что на Террасоре на такие личные комнаты могли претендовать лишь женщины в золотых вуалесках.

На следующий день после моего заселения в соседних номерах отеля появились соотечественницы. Даня упомянула, что Аппарат Управления Цваргом выкупил у отеля всё крыло под террасорок на полгода. Девушки относились к происходящему по-разному, кто-то нервничал, кто-то плакал, потому что «муж бросил, и что теперь делать?», девочки помладше просто радовались жизни, с удовольствием ели непривычную еду.

Самым сложным для всех оказался первый контакт после пробуждения — когда цварги, перестраховавшись, послали роботов с подносами еды, а террасорки перепугались, у некоторых впервые прорвались наружу шипы. Прибежавшие на крики мужчины из обслуживающего персонала чуть не хлопнулись в обморок при виде перепачканного кровью коридора и подвывающих от страха девушек, умоляющих их не убивать и не отсылать на родину. Я же постоянно возвращалась к мыслям о Янне. Как он себя чувствует? Когда мы вновь увидимся? Когда я смогу рассказать о нашем ребёнке?

Я отправилась с девушками на первый урок интеграции и с удивлением услышала от пожилой цваргини-преподавательницы, что, на её взгляд, мне не нужны эти занятия.

— Эти девушки только приступили к изучению языка и сейчас боятся даже тостера. Шейна, мне кажется, группа будет только тормозить ваше развитие. Просто выходите на улицу, гуляйте, общайтесь и наслаждайтесь жизнью. — Она улыбнулась, от чего у глаз появилась очаровательная сеточка морщин, и развела руками.

Увы, у меня сердце было не на месте из-за отсутствия информации о Янне, и наслаждаться жизнью на Цварге не получалось. Я помогала соседкам чем могла, объясняла, как пользоваться предметами, к которым, оказывается, уже привыкла за практически два месяца проживания на «Галилее», гуляла с Преследователем в ближайшем парке, мыла и расчёсывала гиену. Фабрис, как и обещал, прислал кинолога, но у меня складывалось впечатление, что мы с Преследователем прекрасно понимаем друг друга и без всяких профессионалов. В свободное время я лепила из полимерной глины различные фигурки и цветы, а приблизительно в обед заходила Даниэлла и интересовалась делами — успехами террасорок и моими в частности.

— Шейна, послушай, — сказала она на четвёртый день моего пребывания в отеле. — А может, сходим к гинекологу? Поставим тебя на учёт, убедимся, что с плодом всё хорошо. Всё-таки беременность необычная.

— А нельзя будет сделать это тогда, когда Янн придёт в себя?

Даня шумно вздохнула и потёрла лоб.

— Понимаешь, Шейна… Я не знаю, как тебе это объяснить, но у Янна возникнут очень серьёзные проблемы, если ты сейчас даже намекнёшь, что ребёнок от него.

— Почему?

Сколько я ни пыталась этот момент осознать, всё никак не получалось. Любимый мужчина говорил, что на Цварге низкая рождаемость и дети высоко ценятся государством. По логике,