– А ты как? – спросил он. – В кино снимаешься?

– Я-то надеялась сыграть в нашем фильме. Но я… наверное, не стоит пока говорить, – она понизила голос, – у меня есть шансы обойти Сарандон и сыграть мамашу в «Гревиле». Знаете этот роман?

– Конечно. – Калеб хотел было признаться, что сегодня вечером «Гревиль» явится к нему во плоти, но передумал: Клэр застрянет здесь, захочет непременно познакомиться с Льюсом. Вряд ли ему удастся сохранить благодушие при виде того, как его звезда, по-кошачьи выгнув спину, трется о ту звезду.

Подошла Айрин.

– О, здорово! – приветствовала она Клэр. Вот уж кому киногерои не страшны. – Уже довольно поздно, Калеб. Не пора ли разрезать торт?

– Вперед.

– Надо же поздравить тебя, спеть «С днем рождения». Что-нибудь в этом роде. Тебе как хочется?

– А нельзя просто подать торт и оставить меня в покое?

– Это же вечеринка в честь дня рождения. Ну же, дорогой! Хочешь, я произнесу тост? Или маму твою позвать?

– О Боже, нет! Только не маму!

– Давай я скажу? – вызвалась Клэр.

– Нет нужды, – упорствовал Калеб.

– Я сама хочу, – напрашивалась Клэр. – Мне это будет приятно. Это честь для меня. А потом мне надо бежать. Завтра с утра по делам.

Айрин повела их внутрь, к неожиданно ярким огням гостиной. Джек уже выставил на столик с напитками торт, украшенный шоколадными розами, положил рядом высокую стопку прозрачных пластиковых тарелок.

– А где мама? – спросил его Калеб.

– Пошла в спальню отдохнуть.

– Ей плохо?

– Нет, – покачал головой Джек, – немного устала, только и всего. Такая милая, твоя мама. Остроумная.

– О да, – подхватил Калеб, – с новыми людьми она умеет обходиться. Схожу-ка я за ней.

Как стыдно – бросил мать, почти забыл о ней. В кои-то веки она выбралась в город, неслыханный подвиг для нее, а в итоге общалась с наемным ресторатором, а не с родным сыном. Калеб подошел к двери спальни, тихонько постучался. Ответа не было. Он распахнул дверь.

Мать лежала на спине, левой рукой прикрыв глаза и широко разинув рот. Глубокий сон сморил ее, Молли даже похрапывала. Ноги свешивались с края кровати, на одной ступне еще висела туфля, вторая свалилась. Она выглядела одновременно старой и совсем молодой, то ли студентка, отключившаяся посреди ночного гуляния, то ли бабушка, измотанная походом в зоопарк. Чувство вины с новой силой охватило Калеба – вины и любви. Пусть поспит, решил он. Разбудим, когда Джесси приедет. Он выключил свет. В темноте храп стал громче. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Калеб вернулся к гостям.

– Внимание! – крикнула Клэр, постучав ножом по стакану. – Время настает. Время уже настало.

По всей комнате гости прекращали пить, жевать и болтать, оборачивались к столу с пышным тортом и стоявшей возле него кинозвезде.

– Друзья! – начала свой тост Клэр. – Друзья! Мы собрались сегодня отметить особенный…

Калеб пристроился рядом, изобразил уместную на такой случай застенчивую полуулыбку, окинул взглядом комнату – и сердце вдруг защемило.

Вечеринка прошла удачно. Гораздо лучше, чем он смел рассчитывать. Но сейчас, когда чужая женщина по-дружески восхваляла его перед столь же дружелюбно настроенными чужаками, он понял, как он одинок. Нет здесь никого, по-настоящему близкого. Разве что Айрин – однако Айрин не только друг, но и деловой партнер. Мама приехала – и уснула. Где же сестра? Где…

Но ведь он больше никого не ждал, не так ли? Вот почему ему так больно. Вот почему он боялся нынешнего вечера. Устроить праздник – и лишний раз напомнить себе, до какой степени он не способен поддерживать отношения с людьми.

– Итак, дорогой, – завершила свою речь Клэр, – и я, и все твои друзья желаем тебе всего самого лучшего. Пьем за тебя! – Она высоко подняла бокал, и гости зааплодировали.

– Спасибо, – пробормотал он. – Большое спасибо. – Он поклонился, согнул плечи, как будто и слов уже не оставалось, чтобы поблагодарить. Слава Богу, в этот торт нельзя воткнуть свечи, а то заставили бы задувать.

Отступив на шаг, он предоставил Джеку разделать торт. Вот бы снова уйти на террасу, побыть наедине со своей печалью, но на этом празднике он – хозяин и пленник. Гости потянулись цепочкой еще раз поздравить его с днем рождения, и он позавидовал актерам с их легендами о себе, раздутым имиджем, легко дающейся ложью. Он-то не вполне принадлежит театру. Никогда не сумеет стать таким.

На прощанье Клэр чмокнула его в щеку. Джон Хикки поцеловал его, и Эдуард Гибберт, Роз и Шарлотта и еще куча народу – он и не заметил, когда они успели собраться. В гостиной стало немного просторнее.

Он глянул на часы – шло к полуночи.

Наконец-то он выбрался на террасу подышать свежим воздухом. Там было прохладнее и народу поменьше.

– Держите, – сказал Джек. – Вы же свой именинный торт не попробовали. – Он протянул ему большой желтый треугольник с изящно надрезанной голубой розой.

– Спасибо, – сказал Калеб, принял у него из рук тарелку и откусил кусок. Кремовая роза таяла во рту, сладкая, мягкая, утешительная. Он благодарно улыбнулся Джеку. Профессиональные повара знают, в чем нуждается тело.

Он хотел заговорить с Джеком, расспросить, чем тот живет, но, переведя на миг взгляд с большого кольца в ухе Джека на дверь гостиной, он увидел свою сестру.

Джесси наконец-то прибыла, и вместе с ней ввалилась очень странная, разношерстная компания.

Лифт поднялся наверх, Джесси погнала свое стадо по последнему лестничному пролету к распахнутой двери в пент-хаус. Всех доставила, похвалила она себя, хотя не испытывала особой уверенности: вместе с Генри она вела к Калебу Тоби да еще и Кеннета Прагера. Скорее злая шутка, чем пакость, и к тому же все получилось случайно – случайно, но не совсем. Лишь на полпути к центру Джесси осознала, что тащит на день рождения к брату того самого человека, который уничтожил его пьесу.

В праздничном убранстве квартиру Калеба не узнать. Диван отодвинули к стене, перед телевизором воздвигли бар, люди повсюду. В большом кресле сидел Майкл Фейнголд – или Фейнштейн? – и разглагольствовал о драматургии немецкого экспрессионизма. Веселье в разгаре. Не составит труда проскользнуть и затеряться в толпе, и Калеб никогда не узнает, кто кого привел.

– Ого! – произнес Генри, разглядывая собравшихся. – Шестидесятые снова в моде. И пятидесятые. И семидесятые.

Калеба нигде не было видно.

– Смотрите-ка, здесь есть терраса, – сказал Прагеру Генри. – Выйдем наружу и там закончим интервью. Только добудем выпивку. Что вы предпочитаете?

– Мне ничего не надо, – ответил Прагер и шепотом добавил: – Схожу в туалет. Скоро присоединюсь к вам на террасе. – И он поспешно удалился.