Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он сыт.
– Что вы на меня так смотрите, хозяин?
– Думаю, любезный Риз.
«О нет, только этого еще не хватало…»
– Неужто о том, как свергнуть этого милостивого короля?
– Милостивого? Вы хоть понимаете, Риз, насколько дьявольским гением обладает этот король? На идее благополучия народа может быть основана любая тирания, какую только можно вообразить. Мнимая забота о людях? Само собой, но когда она творится со всем усердием и притворной искренностью – что делать несчастным подданным? Жаловаться, что им несут благо? Вряд ли, учитывая, что добрый мучитель выбрал главным своим оружием чувство вины. Нет. – Бошелен встал и, повернувшись лицом к темному городу, обеими руками зачесал назад волосы, сверкая во мраке глазами. – Мы видим перед собой истинного гения. И нам предстоит помериться умом с этим далеко не глупым монархом. Признаюсь, у меня кровь вскипает при мысли о подобном вызове.
– Рад за вас, хозяин.
– Похоже, любезный Риз, вы все еще не поняли, какую угрозу несет этот король таким, как мы с вами.
– Если честно, то нет, хозяин. Вы правы: я этого не понимаю.
– И потому я вынужден разъяснить логику своих рассуждений со всей возможной простотой, чтобы ваш необразованный разум осознал все оттенки ее смысла. Желание блага, Риз, ведет к чрезмерному усердию, каковое, в свою очередь, вызывает лицемерное самодовольство, а оно порождает нетерпимость, за которым быстро следует резкость суждений, влекущая суровые наказания, всеобщий террор и паранойю, что, в конечном счете, завершается мятежом, приводящим к хаосу, а затем к распаду и, таким образом, к концу цивилизации. – Бошелен медленно повернулся и взглянул на слугу. – А мы полностью зависим от цивилизации. Это единственная среда, в которой мы можем процветать.
Эмансипор нахмурился:
– Желание блага ведет к концу цивилизации?
– Совершенно верно, любезный Риз.
– Но если главная цель – достичь достойной жизни и здоровья народа, что в этом плохого?
– Что ж, – вздохнул Бошелен, – попробую еще раз. Достойная жизнь и здоровье, как вы говорите, ведут к благополучию. Но благополучие – понятие относительное. Получаемые блага оцениваются на основе противопоставления. Так или иначе, итогом становится самодовольство и, соответственно, чрезмерное желание достичь единообразия среди тех, кто считается менее чистым, менее удачливым – непросвещенным, если вам так угодно. Но единообразие приводит к скуке, а затем к безразличию. За безразличием же, любезнейший Риз, естественным образом следует распад, а за ним опять-таки конец цивилизации.
– Ладно-ладно, хозяин, я понял. Нам предстоит выполнить благородную задачу – предотвратить конец цивилизации.
– Прекрасно сказано, Риз. Признаюсь, этические стороны нашей миссии кажутся мне на удивление… живительными.
– Так у вас уже есть план?
– Несомненно. И вам придется сыграть в нем немаловажную роль.
– Мне?
– Вам следует войти в город, Риз. Естественно, незаметно. И там вы должны сделать следующее…
Незрячие глаза смотрели вдаль, ничего не видя: и неудивительно, ведь во`роны давно выклевали все, что было съедобного в этих древних глазницах. Не осталось ни век, которые могли бы моргнуть, ни слез, которые могли бы увлажнить иссохшие остатки кожи. И все же Некротус Ничтожный, в прошлом король Дива, не слишком удивился, когда перед ним возник зернистый бесформенный образ, постепенно заполняя черноту, которой его приветствовала Бездна.
Однако его разочаровало, хотя и не удивило то обстоятельство, что он вновь очутился в исклеванном птицами иссохшем теле, висевшем на северной городской стене, – в теле, которое король в лучшие времена называл своим собственным. Хуже того, Некротус обнаружил, что способен говорить.
– Кто сделал это со мной?
Откуда-то снизу, примерно на уровне его груди, послышался голос:
– На это у меня имеется больше одного ответа, король Некротус.
Связь, соединявшая его душу с телом, оказалась не настолько прочной, чтобы помешать ей слегка выйти наружу и взглянуть вниз. Он увидел двух воронов, сидевших на торчавшей из стены ржавой пике, на которую был насажен его труп.
– Ага, – сказал Некротус. – Теперь понимаю.
Один из воронов наклонил голову:
– Вот как? Очаровательно.
– Да. Вы явились, чтобы поговорить обо мне. О моей жизни. О моей судьбе, обо всех тех, кого я любил и кого потерял за годы, проведенные в мире смертных. Но чем же я заслужил столь странное снисхождение?
– Собственно, – возразил первый ворон, – мы хотим поговорить не о тебе, а о твоем брате.
– О Макротусе? Этом сопливом червяке? Но почему?
– Хотя бы потому, что он теперь король.
– Ну да, конечно. Следовало сообразить. Наследников у меня ведь нет. Бастардов полно, но закон на этот счет строг. Я собирался официально усыновить одного отпрыска, но он умер. А прежде чем я успел выбрать другого, умер я сам.
– Воистину, меня поражает подобная беспечность, – проговорил первый ворон. – Так или иначе, мой товарищ бегло исследовал твой труп и обнаружил остатки яда.
Некротус задумался.
– Так этот недоносок меня отравил? Боги, никогда не думал, что он на такое отважится!
– Если точнее, – продолжал ворон, – брат подпортил продлевавшую твою жизнь алхимию. Что кажется нам весьма странным, учитывая его страсть к здоровью.
– Но с его точки зрения, я жульничал, а он этого терпеть не мог. Макротус изобрел некий механизм, который занимает целую комнату. Забирался в упряжь, и та разрабатывала все его мышцы, все суставы, дергала его во все стороны и разминала конечности. Он по полдня проводил в этой штуковине. Я уж решил, что бедняга тронулся умом.
– Расскажи нам, – попросил ворон, – об этой вашей Госпоже Благости.
– Всего лишь второстепенная богиня. Суровая, мрачная, нос вздернутый, будто пятачок у свиньи. По крайней мере, так ее изображают в виде статуй и идолов.
– Второстепенная богиня?
– В общем, да. Якобы она обитает в яме в Великом храме. А что?
– Она теперь официальная покровительница города.
– Эта кровожадная сука? Боги, не будь я этой сморщенной падалью, что тут болтается, я бы… да я… в общем, все было бы иначе!
– Что ж, король Некротус, должен заметить, что ты не единственный на этих стенах.
– Не единственный?
– А теперь хочу тебя спросить: не желаешь ли ты поучаствовать в свержении своего брата, короля Дива?
– Все лучше, чем висеть тут. Выкладывайте ваш план, воронье.
Эмансипор стоял перед небольшим кустом, слушая щебет приветствующих рассвет птиц и опорожняя мочевой пузырь.
– Взгляните хорошенько на сей мутный желтый поток, любезный Риз…
Слуга вздрогнул, услышав прямо у себя над ухом голос.
– Хозяин! Вы… э-э-э… застигли меня врасплох.
– И превратил тем самым поток в струйку. Полагаю – на случай, если вам вдруг интересно, – что всего лишь несколько мелких заклинаний могли бы изменить токсины в вашей моче так, что единственного жеста хватило