…Она с улыбкой скользнула взглядом по солнечно-рыжему пятну, вольготно развалившемуся почти на половине сиденья напротив, так, что толстячку Фроманжу приходилось почтительно жаться в уголочке. Ничего не попишешь, делиться пространством не входило в привычки Кизилки. И неважно, был ли это любимый тюфячок в Гайярде, своя, налёжанная половина хозяйской постели или место в карете: он же любимец! Он так привык! Единственное, на что он соглашался поменять лежбище — хозяйские колени. Но нынче, по случаю дороги, их плотно укутывали тяжёлые юбки дорожного тёплого платья, на которого так и липла кошачья шерсть, а потому — доступ к тёплым хозяйским ножкам был запрещён! Приходилось терпеть. Раз уж вообще взяли…

Да, попытка оставить дома наглую рыжую морду всё же состоялась, но не слишком успешная. Хоть Ирис и всплакнула украдкой над хмурым котом, отворачивающимся от прощального извинительного угощения, хоть закрыла за собой плотно и дверь, и окно — через полчаса пути этот паршивец остановил весь… караван. Иным словом она даже затруднялась назвать вереницу возков, следующих за их каретой, и не менее двух дюжин рейтар из личной гвардии герцога д'Эстре, выступающих не столько охраной, сколько почётным эскортом гостьи с Востока. Эти бравые молодцы, разнаряженные, как на параде, под руководством капитана Лурье сопровождали карету и ценный груз, предназначенный для Сорбонны и Лютецкого университета, до самого Роана, а там собирались передать бразды охраны местным властям.

И вот вся эта блестящая кавалькада, сверкающая парадными панцирями и потрясающая пышными плюмажами на шлемах, торжественно возглавляющая и замыкающая колонну из кареты гостьи и четырёх грузовых возков с печатями герцога на дверцах, остановилась, как вкопанная, не успев отъехать каких-нибудь пару лье от Эстре. Ирис ещё не успела наглядеться на убегающие окраины и фермы и устать от щебетанья Фриды, как где-то впереди по дороге послышалось дружное ржание… нет, не конское, а вырвавшееся из множества здоровых мужских глоток, и карета остановилась.

— Что там? — с любопытством спросила девушка.

Вопрос, конечно, риторический, ибо горничная знала не больше хозяйки, а Филипп де Камилле, их сопровождающий, официальный представитель короля Генриха, находился в тот момент среди прочих всадников. Не пристало мужчине слишком долгим своим присутствием карете стеснять в дороге дам, а потому — большую часть пути он намеревался провести в седле. Если погода позволит, конечно. Верный же Али, справедливо рассудив, что внутри надёжной и роскошной кареты его подопечной ничего не грозит, охранял её покой снаружи, то проезжаясь на запятках, то, совершив пробежку для разминки, перебегая на козлы, достаточно широкие, чтобы разметить их с кучером.

Мужской смех приближался.

Не сходя с коня, нагнувшись, в окно заглянул сияющий капитана Лурье.

— Не извольте беспокоиться, сударыня… — Сверкнул улыбкой. — Похоже, вы кого-то забыли дома, и вот теперь ваша пропажа вас нагнала. Слава богу, граф опознал это рыжее чудище, а то ребята уже похватали оружие. Сидит посреди дороги, злой, как чёрт зеленоглазый, орёт так, что нашего трубача перекроет. Не поверите, сударыня: от него кони шарахаются, так что если даже захочешь — не объедешь. Забирайте ваше сокровище.

Где-то рядом фыркнул Али:

— Рыжий шайтан… Позволь, госпожа, я принесу его. Чужим он не дастся.

И тут только Ирис поняла, о ком идёт речь. И безудержно расхохоталась. С некоторой долей облегчения, потому что всё это время терзалась муками совести, оставив любимца дома. Правда, немного позже ей стало не до смеха: пришлось успокаивать шипевшего и фырчащего кота, просить прощения, гладить, кормить дорожным пирожком с курятиной, выковыривая начинку, потом отчищать платье от шерсти… Досталось всем, даже Лурье, который, протянувшись за предложенным Фридой пирожком, еле успел отдёрнуть руку, но две из пяти возможных кровавых полос заработал, после чего — зауважал «шайтана» безмерно. Как достойного хранителя хозяйки и припасов.

Так их компания пополнилась ещё одним путешественником.

Который, сверкая изумрудами на ошейнике, важно выступал по правую сторону от хозяйки, словно сторожевой пёс, когда ей приходило в голову выйти, размять ноги и отдохнуть от дорожной тряски… А останавливались они трижды: на лесной поляне, где в тени ракит, на берегу небольшого озерца, накрыли лёгкий завтрак для господ и сопровождающих; на лугу, чтобы дать отдых лошадям; и в крохотной деревушке, где, оказывается, выпекался удивительно вкусный хлеб. С кругом местного молодого сыра, с бокалом лёгкого вина он оказался превосходным обедом. К светло-соломенному дару местной лозы не притронулась разве что Ирис, взращенная в строгих мусульманских традициях, но зато долго потом, любуясь на проплывающие мимо виноградники, обрастающие пятипалыми листочками, она отщипывала от початой булки упругий солоноватый мякиш, наслаждаясь вкусом… Отчего-то в дороге постоянно хотелось есть.

А на подъезде к Роану их встретила целая делегация от городских властей. И, дабы оказать уважение, Ирис пригласила мэтра Сыродела в карету, чтобы послушать занимательный рассказ о здешних местах, об умельцах, заработавших славу древнему городу, о его достопримечательностях и красотах, и, конечно, о… сырах.

Надо отдать должное кругленькому мэтру: робеющий перед важной гостьей в самом начале общения, он, оседлав, как говорится, любимого конька, вещал с воодушевлением, ярко, красочно, вкусно… Любознательная от природы, Ирис с удовольствием бы заглянула на ближайшую сыроварню, чья черепичная крыша виднелась поверх макушек небольшой рощицы, не так далеко от дороги, но… Было одно существенное «но». Ветер донёс характерный запах свежего навозца от прелестного луга, заполонённого не менее прелестными чистенькими овечками… и девушка едва не фыркнула, заметив страдальческий излом бровей сиятельного графа де Камилле. Пришлось отнестись с пониманием к его дворянской чистоплотности. Хотя, думается, за изысканным столом в своей графской вотчине, Филипп, как настоящий франк-гурман, с удовольствием вкушал и драгоценные сыры, и тонкие вина из тех самых лоз, что щедро удобрялись компостом, и наверняка не отказывал себе в удовольствии полакомиться сочной бараниной, что когда-то проживала в пахучем хлеву, и грушами, и персиками, бережно собранными неблагородными и грубыми крестьянскими руками… Бог ему судья, как иногда поговаривала няня Мэг.

Отчего-то при воспоминании о приёмной мамушке кольнуло сердце.

Никогда они не разлучались надолго, вот в чём дело.

Да что, собственно, может с ней случиться? Сам герцог заверял, что его люди негласно присмотрят за домиком и его обитателями, да и Назарка обещал наведываться каждый день…

Но тут мэтр Фроманж всплеснул руками, прервав её размышления и собственные дозволенные вкусные речи, и, задыхаясь от волнения, воскликнул:

— Роан, госпожа Ирис! Добро пожаловать!

… «Добро пожаловать!» — твердили все вокруг и улыбались, и кланялись, и опять улыбались, распахивали ворота, двери, осыпали цветами, восхищёнными возгласами… Как однажды, не так давно, в Марсельском порту, так и сейчас — множество лиц слились в восприятии Ирис в одно многоголовое и многоглазое существо, жадно следящее за каждым её движением. Всё-таки она разволновалась. И уже казалось глупостью, что она согласилась поехать в европейском платье, как бы сейчас было хорошо нырнуть под спасительный никаб… На какой-то момент у неё закружилась голова и всё поплыло перед глазами… Но пожатие твёрдой руки Филиппа привело её в чувство.